- Сюда, пожалуйста. - Человек-монумент повел виршевцев не к центральному, а к служебному входу сквозь стайки праздношатающихся по парку людей. И даже не взглянул на отслоившегося от стенки вахтера. - Это со мной!
И хоть вошедшие вряд ли могли претендовать на корону «Мисс Питер», даже на «Мисс Лиговка» не тянули, вахтер смирился. Сегодня выпал сложный день, вахтера уже неоднократно посылали, а один раз чуть не дали по рогам.
Глаза не сразу пообвыклись с хилым светом на широкой, гулкой, уводящей вверх лестнице, когда троица преодолела шатающиеся от возбужденного концертного народа тылы сцены. Там тебе и вертихвостки в купальниках и кокошниках, и клоуны в трико, и буфетчик за стойкой.
- Кстати, кореша, меня зовут - Урзум.
- Макар.
- Алексей... - Леха дергал носом, потому что пыльца оранжевых лилий проникла внутрь и изнутри щипала этот проклятый нос. И хотелось громогласно чихнуть. - Так, погодите! - неожиданно проникся Леха. - Ты тот самый Урзум, который первым в городе запретил всем, над кем крышуешь, на ДТП [Дорожно-транспортное происшествие.] гаишников вызывать? Типа, даже такая разборка тоже твоя тема?
- Есть такой факт, - масляно ухмыльнулся шкаф по кличке Урзум. - Потом это стал делать каждый баран в золотой цепке. Но первым точно был я. Да ведь и вы - не последние пацаны, если за месяц нефтезавод к ногтю прижали?
Дядька Макар, услышав в голосе Урзума зависть, тоже пропитался, будто ромовая баба ромом, уважением к новому знакомому, но вслух восторгом захлебываться не стал. Они свернули с лестницы и пошли по пепельно-красной и пепельно-пыльной ковровой дорожке коридора четвертого этажа: двери слева и справа, будто в гостинице.
- А еще я про тебя слыхал, - за двоих захлебывался Леха, - что ты чуть ли не саму начальницу Пятого телеканала пытался на счетчик поставить!
Урзум свободным кувалдометром вытащил ключ с фишкой, будто в гостинице, и отпер дверь под номером сорок семь.
- Эта коза оказалась ушлая. Мы ее выпасли и, когда села в тачку, блокировали двумя «девятками». А она, не будь дурой, открыла боковое стекло и давай шмалять в воздух из газового пустозвона, - нехотя признался шкаф. - Ну менты и набежали. Пришлось наспех отваливать. - Урзум сам сгрузил и жестом подсказал помощникам, что цветы можно свалить просто на диван. Не протухнут.
Освободившийся от благоухающей обузы Леха наконец почесал и утер окрасившийся оранжевой пыльцой шнобель.
- Но про ваши подвиги тоже сказки ходят! - жал на самолюбие провожатый. - И зону небось больше моего нюхали? - кивнул Урзум на наколочку дядьки Макара.
- Биография: Вичура - Кинешма - Ярославль - Тамцы - Нижневартовск - Тюмень - Сургут, - благодушно прогудел дядька Макар, оглядываясь, куда это они попали?
Одну из стен занимало бесконечное зеркало с придвинутыми к нему тумбочками и стульями, будто в парикмахерской. И, как в парикмахерской, на тумбочках теснились шкалики с разноцветными жидкостями, плошки с разноцветными мазями, коробочки с разноцветными порошками. И вся эта фигня пахла сладко и даже приторно. Пахла до бесчувствия. Пахла так, как не пахли даже сваленные на диван букеты.
А вдоль другой стены на горизонтальной железной палке на плечиках висели женские тряпки. Воздушные, в рюшечках и оборках, и плотно-тяжелые, расшитые бисером, с воротниками из драной кошки. Расшитые кружевами от горла до пупа и не расшитые ничем, будто жаба портниху задушила.
- А у Шрама кем числитесь?
- У Храма?
- Ну да, у Храма?
- Я - бригадир, - гордо сказал Леха, - а...
- А я всего потрошку, - поспешил опередить откровения Лехи осторожный дядька Макар.
- А я у своего папы уборщиком работаю. Вот этой метлой! - Урзум достал из-под свитера и предъявил девятимиллиметровую дуру. - Решаю проблему лишних людей. - Сказав это, Урзум дуру не спрятал обратно.
И тогда неосторожный Леха все понял, и очень неуютно стало Лехе на свете белом. Дядька Макар все понял тремя секундами раньше, но теперь оставалось только смириться. Не было ничего у дядьки Макара при себе внушительней расчески.
- Ну-ка, орелики, лапки за голову, мордами к стене и не перемигиваться! Кто первым подскажет, куда Шрам дел прицеп денег, на которые развел американских лохов, останется живой. - Благостная улыбка сползла с рожи Урзума, будто ажурный чулок с женской ножки, и ее место занял пакостный оскал. Истинная харя Урзума.
И не то что мягкотелому Лехе, повидавшему многое и разное Макару стало студено на душе так, что корешки волос зашевелились и под ногтями зачесалось.
- Храм? - переспросил Леха, и не приличное слово из глотки выдавилось, а жалобный писк. К такой-то матери облетел с Лехи, как цвет черемухи, благополучный лоск.
- Ну да, Храм. - Свободной лапищей Урзум вытащил мобильник и отвлек генерального папу от важного дела, потому что не был уверен, что папа их заметил, когда они проходили мимо буфета.
Генеральный папа, Толстый Толян и Сергей Шрамов занимались важным делом: сидели над кофе во внутреннем (том, что за сценой и только для артистов) буфете и пялились в подвешенный над стойкой для удобства клиентов телевизор. Цвета на развертке не совпадали, и на экране пытались оттеснить друг дружку три одинаковых дикторши - зеленая, синяя и красная. Но это было по фиг.
«Теперь о ситуации на Виршевском нефтеперерабатывающем комбинате. Как удалось узнать нашему корреспонденту, городское правительство после ряда консультаций избрало позицию на стороне рядовых работников комбината. В результате чего акт уступки части акций частному лицу российского гражданства Смольный признал. Однако мы не можем назвать нового владельца комбината, поскольку он сохраняет анонимность. - Три полупересекающиеся дикторши кокетливо улыбнулись в камеру. - Потенциальные американские инвесторы покидают Петербург ни с чем. Бывший директор завода Эдуард Александрович Гусев заявил, что будет жаловаться в Совет Федерации. Но по мнению наших экспертов, его шансы близки к нулю. Подробнее о завершении конфликта вокруг Виршевского комбината рассказывает наш корреспондент Александр Быстрых...»