— Ложил я на все с прибором! — включил нагляк Шрамов, однако свет врубать решил погодить, — Ну-ка говори, что ты за птица?
— Ну, чтоб упростить беседу, объясню — я представляю интересы очень серьезных людей. Их уровень — не разборки, а политика. Слыхал ты что-нибудь про белорусскую мафию?
— Ага. Героин из картошки вместо крахмала гонят.
— Зря хамишь. Вот ведь есть мафия хохлов, и никто не удивляется. Есть еврейская мафия, и об этом все знают. А разве это круто, если все знают, что есть такие организованные преступные группировки? На мой взгляд люди, об которых никто ничего не знает, стоят гораздо круче? Согласен?
— Чтоб я спорил?
— И сам пораскинь умишком — в Питере сто тысяч белорусов. Так неужели эта сила сидит себе, кукует и никак не объединяется? — голос гостя был предельно серьезен. Серьезен, как у диктора программы «Время». И, наверное, по этому мерещилось, что сейчас гость вдруг как заржет и типа скажет: «Ладно, урка, лапы вверх! Ты на мушке у бравого капитана милиции Каталкина!»
— Допустим, поверил. И что от меня бульбашам надо? И бульбаши, выходит, пасть на нефтекомбинат раззявили?
— Опять мыслишь, как урка. А я же сказал, что мы — сила политическая. И кроме нас есть другие силы, которые за каждым нашим шагом следят зорче Зоркого Сокола и пограничника Карацупы. По паритетному соглашению мы не имеем права претендовать на Виршевский нефтеперерабатывающий. Во всяком случае пока. А вот постараться, чтоб на нефтекомбинате не зацепились неугодные нам американцы, мы в силах. Типа, нас устраивает просто расстроить сделку.
— А не гонишь? — пытаясь представить, где и как разместился в темноте сданной дядькой Макаром квартиры незваный гость, калякнул, абы что-то сказать, Сергей Шрамов. В голосе из темноты в натуре угадывалось слегка вывихнутое белорусское яканье. Или это Шрама спецом заряжают? Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищна.
— Мне порожняки гонять некогда. Я к тебе по делу пришел поговорить. И разговор этот тебе больше, чем нам, нужен.
Вот после этого веского «нам» Сергей Шрамов почти поверил, что гость — серьезный, чуть ли не масштаба ФСБ. Была еще прикидка, что Серегу спецом зашугивают, чтоб потянуть время и подтянуть силы. Типа, не будет наивный человек опасно дергаться, услыхав, что его навестили такие важные персоны. На выход не скакнет, считая, что все оцеплено. Но прикидка эта выглядела жидковато. Если эти, кто они там на самом деле, вычислили его хазу, то при желании повязать или вычеркнуть из животрепещущих проблем проблему под названием Сергей Шрамов — уже бы вычеркнули, или повязали.
— Лады. Верю. Здравия желаю, товарищ капитан. Это у меня продается славянский шкаф. И вам привет от полковника фон Штольца, — ошибался Шрам, когда решил, что спать перехотелось. Снова усталость навалилась ватным одеялом. Ведь он сегодня весь день, высунув язык… И на комбинате побывал, и перед профсоюзом ободряющую речь двинул. И дважды на ментовские засады чуть не подсел. И бабки стряс с тех ларечников, которые в положенное время прибздели под него становиться.
— Не юродствуй. К Комитетам Глубокого Бурения мы не имеем никакого отношения, хотя там есть много сочувствующих. И кстати, наша организация — полувоенная. Вроде казаков. И если тебя прет по званию обращаться, то мой чин соответствует майорскому.
— Одна борозда вдоль и большая картофелина на погонах. Знавал я уже в этом городке одного майора… — а вот в чин Сергей не поверил. Майоры, особенно майоры от политики, по кабинетам сидят, а не через форточки шастают.
— А что упокой этого майора на тебя вешают, в курсах? — чтоб добиться уважения, тогда блеснул осведомленностью неизвестный.
— А как же. Второй день на нелегальном положении маюсь. Нормально в кабаке не пожрать. Язву зарабатываю в сухомятку и туберкулез по подвалам, гражданин начальник.
— А то, что сегодня из холодильника Александра Павловича, остывшего до минус двенадцати, вынули — слыхал?
— Как Палыча!? — ледяное дыхание смерти коснулось и Шрамова. И все подначки, кочки и проверялочки типа «гражданина начальника», которые вплетал в разговор, мигом пустил по боку.
— Так точно. Именно Палыча. И еще трупы предполагаются.
— Погоди, Палыча замочили? — Сергей готов был ломать руки, ведь это он виноват. И пофиг на проскользнувшее у собеседника армейское «Так точно». Не доглядел, не предугадал. Ведь погиб человек, первым в Виршах пошедший за Сергеем Шрамовым. Поверивший в Сергея Шрамова.
— По протоколу — несчастный случай. Сам твой Александр Павлович запер себя в холодильнике. Наверное, железную волю тренировал, — голос у темной лошадки был не в пример бодрее, чем у Сереги.