Я открыл глаза и нажал подсветку на часах, где в правильном порядке расположились четыре цифры: ноль, один, два, три. Сон пропал, но неприятное чувство тревоги осталось. Там, далеко в подсознании, без какого-либо повода, зародилось ощущение, что рядом есть ещё кто-то и правая рука машинально нащупала пистолет за поясом. Стараясь сделать бесшумно минимальное количество движений, я присел прямо на выходе из шалаша. Глаза довольно быстро адаптировались к окружающим меня темным контурам кустов и деревьев, благодаря пробивающимся пучкам слабого неонового света полной луны. Гробовая тишина вокруг больше напрягала, чем успокаивала. Медленно переводя взгляд, всеми силами старался заглянуть глубже в лесной мрак, но он не пускал. Разворошив угли и обнаружив, что в некоторых из них ещё теплятся огоньки, я кинул жменю хвороста и как веером, поддал воздух остатком куска бересты. Вспыхнувшие маленькие ветки мгновенно сузили мои зрачки, на пару секунд ослепив и передавая огонь более крупным, которые были заготовлены ещё днём. Недаром человечество всегда поклонялось огню, как защитнику от всего нелюдского. Тревога внутри, под приятный треск костра, начала уступать место спокойствию и в какой-то момент даже начал забывать про неё, хотя понимал, что уснуть до утра теперь уже не получится.
Пламя всегда отличалось таким умением, как гипнотизировать всё живое и я в этот момент не стал исключением, бессмысленно уставившись на него, любуясь необычным танцевальным движением темно оранжевых языков. Не забуду, как в цеху, на одном из выпусков металла, также, не отрываясь, уставился на струю, вылетающую из сталевыпускного желоба в ковш, и настолько сфокусировался взглядом, что в какой-то момент передо мной, словно голограмма, открылась совершенно иная картина. Это уже был не просто поток расплавленного железа. Я четко видел сквозь защитные очки подобие чешуи, словно огромный бело-синий удав, вращаясь, медленно спускался вниз. Зрелище впечатляло. После смены, восстанавливая водный баланс организма бутылкой холодного пива, рассказал об этом на проходных. Кто-то из коллег улыбнулся, кто-то промолчал, но на следующий день многие подошли ко мне с неподдельным удивлением, что за столько лет работы и, видя тысячи выпусков стали, они никогда не замечали ничего подобного.
Край глаза зацепил изменившийся порядок прыгающих теней от костра и выхватил из темноты небольшое движение. Я в мгновение поднял голову и резко, от неожиданности, отпрянул назад. По ту сторону пламени напротив меня стоял волк. Кисть автоматически выдернула пистолет из-за пояса, а большой палец по ходу опустил флажок предохранителя и лег на курок, готовый взвести его в любой момент. Когда пролетели первые секунды такого «сюрприза» и мозг перешёл в рациональное поле, я медленно поднялся, не сводя глаз с серого непрошеного гостя. Только сейчас стала понятна вся неестественность данной ситуации. Встречать волков мне приходилось и до этого, но никогда, ни один из них не вёл себя так. Они не подходят к людям, уже на генном уровне считая человека смертельно опасным. Они, как любой зверь, панически боятся огня. Здесь же было всё наоборот, но самым странным выглядели его зрачки — они были огромные, когда при такой близости к костру, должны сузиться. Сначала я решил, он слепой, но эта мысль был откинута тем, что случилось дальше. Волк смотрел куда-то сквозь костёр, меня и шалаш, будто находился в другом пространстве, где в полной тьме его глаза прорезали два тонких тоннеля, словно лазерный прицел, не чувствуя преград. Затем он медленно поднял правую лапу и вытянул вперёд прямо в огонь. Только я почувствовал мерзкий запах жженой шерсти, как серый также, неторопливо, воротил её обратно, вывернул, поднёс к морде и стал облизывать подушечки когтей. Мало того, что зверь ничего не видел, он ещё не чувствовал боли и страха. Это выглядело более, чем ненормально. С другой стороны, и это успокаивало, в поведении волка не было не единого намёка на агрессию. Затем, продолжая всё также не замечать меня, лесной хищник опустился на передние лапы, уткнулся носом в землю, прикрыв его той, что была подпалена. Глаза закрылись. Казалось, он уснул в этой странной позе, и только неадекватное, как и всё происходящее с ним, движение ушей говорило об обратном. Я не имел научных званий в зоологии, тем более, в одном из её разделов — этологии, изучающей поведение и инстинкты животных, но основные понятия в этом вопросе не были для меня чужды. Мало нашлось бы людей, кто смог сразу объяснить происходящее. Одно ухо волка было прижато, что говорило об угнетенном состоянии или о болезни, когда второе стояло торчком, слегка вращаясь, явно прислушиваясь к чему-то. Секунд через тридцать его глаза резко открылись, словно экран включившегося по будильнику телевизора, заставив меня дёрнуться от неожиданности. Теперь зрачки сузившись, среагировали на огонь, и в них появилось осмысление происходящего. Он посмотрел на меня, встал на передние лапы и медленно задом начал отходить, с неподдельным трепетом постоянно озираясь направо в непроглядную тьму кустарника. Серый явно чего-то боялся и это был не я, не костёр. Это был кто-то скрывающийся рядом. Темнота медленно поглотила обратно силуэт волка, и в такой ситуации меня уже согревало не пламя, а щёчки с перекрёстной насечкой и рельефом звезды рукоятки пистолета Макарова.