— Твое счастье, — с сожалением сказал следователь. — Но пока не отпускаю. Возвращайся в камеру и поразмысли, стоит ли рисковать свободой из-за глупого желания покататься. Через часик вызову.
— Весьма огорчен, что принес столько хлопот, — полуулыбнулся я, вставая с привинченного к полу табурета.
— Разве это хлопоты? Против таких не имел бы ничего против, — капитан нажал на кнопку, вызывая дежурного. — Убийство музейного работника — вот хлопоты.
В камеру вернулся каким-то оглушенным.
— Во менты научились показания снимать! — захохотал Церковник. — Монаха аж трясет! Бледный вид и холодные ноги!
Я подошел к бачку с водой и выпил подряд две кружки.
Что значит влипнуть по темечко. Когда Мохнатого возьмут, меня потянут и как соучастника убийства! Нет, от удачливости Мохнатого зависеть не согласен!..
Наконец вызвали к следователю.
— Распишитесь в подписке о невыезде из города, — сказал капитан, придвигая заполненный лист. — Оснований для ареста нет — пока свободен. Считаю, счастливо отделался. Ну, гуляй. Невеста уж заждалась, поди.
Получив в дежурке свои карманные вещи, вышел на воздух. Со скамейки порывисто поднялась Лена:
— Женя! За что тебя арестовывали? Нелепость какая!
— Было задержание, а не арест. До выяснения… Откуда узнала?
— Хозяйка квартиры сказала. У тебя обыск делали. — Лена виновато улыбнулась. — Все еще дуешься? Но пойми, пьяный ты напомнил бывшего мужа и я прямо сама не своя стала.
Чтобы привести мысли в относительный порядок, несколько часов провел у Лены. Объяснять ей ничего не понадобилось — взаимные ласки не оставили времени ненужным словам.
Приняв решение, ближе к вечеру от Лены ушел, пообещав завтрашнюю встречу.
Трехэтажку Ворона я помнил. Правда, не знал его этаж. Оплывшая бабуля на скамейке перед подъездом указала нужную мне квартиру.
Дверь открыл Ворон. У него было помятое лицо с гримасой недовольства. Провел меня в комнату.
— Садись, — вяло махнул на широкую кушетку. — Где загулял? С Мохнатым не виделся?
Ворон поднял с пола початую бутылку лимонной водки и приложился из горлышка.
— Знобит что-то. Греюсь вот. Не желаешь?
— Давай о деле. Ты в курсе, что Мохнатый в розыске, оборвался из колонии. Кстати, сидел за изнасилование малолетки.
— Шутишь!
— И не думаю. Мохнатый засвечен, битая карта, с ним нужно кончать. Если его повяжут, потянет и нас под вышку — мокруха на группе. Забыл музейного сторожа?
Как ни туп был Ворон, я сумел ему втолковать, что при живом Мохнатом жизнь для нас станет сплошным ожиданием ареста.
Уходя, велел передать Мохнатому, что буду в девять вечера в городском сквере.
— Не дрейфь, братишка! Всю работу беру на себя. Ты только грамотно организуй «стрелку», чтобы он пришел, не заподозрил ничего. Усек?
Ворон вяло кивнул и снова жадно припал губами к бутылке.
Время я решил зря не транжирить — до условленного часа осталась какая-то минутная сотня.
Зашел к себе на квартиру и, прихватив из тайника подаренный Мохнатым стилет, направился в сквер. Символично — сегодня подарок, видимо, вернется к прежнему хозяину…
Сквер был пустынен, над раскидистыми тополями и акациями повисла тревожная тишина. Сквер, хоть и в центре города, пользовался дурной репутацией, и вечерами прохожие обходили его стороной, на чем и был построен мой расчет.
Устроился на небольшом возвышении в сени тополя, чтобы иметь возможность, оставаясь незамеченным, обозревать окрестности.
Предосторожность не оказалась излишней — вскоре увидел на главной аллее Мохнатого в сопровождении Ворона и Мороза. Их нетвердая походка свидетельствовала, что они изрядно набрались для храбрости.
Достал стилет и, зажав в кулаке, спрятал клинок в рукав. Хотел обернуть рукоятку носовым платком, но передумал — она была сработана докой в своем деле — шероховатой и мелко-ребристой. На такой поверхности пальцевые отпечатки не остаются.
Ну что ж, пора играть ва-банк. По ходу, эти дешевки на стороне Мохнатого, что говорит только об их низком интеллекте или вообще об отсутствии оного.
Я был уверен, что при необходимости справлюсь с этими наивняками, даже если они достаточно трезвы и сохранили реакцию. Другого выхода для себя я не видел — концы надо безжалостно обрубить, если не жажду по-новой очутиться на нарах.
Давно заметил, что курящий человек выглядит со стороны несобранным, почти беспечным, а следовательно — неопасным.