Земля промерзла. С родственников Ленки могильщики двойную цену за яму сдерут, — совсем некстати подумалось мне. — Впрочем, в Екатеринбурге функционирует основное достижение века — крематорий. Жаль, на похороны нельзя пойти — там наверняка опера из угро будут пастись…
Направился в фирменный магазин «Престиж». Моя покупка компенсирует в какой-то, пусть и символической, степени урон, нанесенный налетом.
С помощью предупредительно-вежливого продавца подобрал себе черное кожаное пальто с нежно-мягким меховым подкладом. Цена, правда, оказалась кусаче-злой, но я без колебаний отбил чек. Ребят можно понять — наверно, подняли расценки, чтобы покрыть убытки от исчезновения целой партии товара.
Таскаться со свертками не люблю, посему надел пальто прямо поверх куртки. С большого, во весь рост, настенного зеркала на меня глядел этакий крутой купчина новой формации. Общий благоприятный вид портила только моя лохматистая черная шевелюра. В зоне за три месяца до освобождения сейчас разрешается отращивать волосы — главное достижение лагерной гуманизации…
Дело легко поправимое. Рядом с магазином находился салон-парикмахерская «Космос». Я завернул туда. Устроившись в удобном кресле, похожем на зубоврачебное, с удовольствием вдыхал парфюмерно-одеколонные ароматы и любовался очаровательными ножками молодой мастерицы, которые не мог скрыть мини-халатик.
— Какую желаете прическу? — кокетливо надув губки, спросила она, колдуя расческой.
— Полагаюсь на ваш вкус. Что-нибудь модельное, — поощрительно улыбнулся я.
— Тогда рекомендую «Гарсон». Очень молодит и освежает лицо. Может быть, и седину уберем?
— Эта пара волос не заслуживает вашего милого внимания.
— На виске для шарма можно и оставить. А вот на затылке целая прядка вам совсем не идет. От потери каких-то четырех волосков ваша богатая шевелюра ничуть не пострадает.
— Трех, — не узнавая своего голоса, устало поправил я. — Бесполезно. Это ничего не изменит…
СМОТРЮ НА МИР ГЛАЗАМИ ВОЛКА
Визит к Бате
Фигура моего собеседника за тяжелым массивным столом мореного дуба выглядела внушительно. Вся обстановка офиса была направлена на принижение личности посетителя. Высокие потолки с лепниной, мозаичные окна, выдержанные в цветах российского флага, обшитые панелями стены, японская электроника, включая факс, нахально хихикали мне в лицо.
Впрочем, может, это просто мнительность, за тринадцать лет лагеря усиленного режима раздувшаяся на теле моего психического эго, как живот у дистрофика.
Постарался придать своей физиономии внимательное выражение, с легкой досадой ощущая, как привычно деревенеют мускулы лица, выражение которого становится отсутствующим и сонным. Сейчас не хватает только предательской усмешки на губах, чтобы клиент враз просек, что все уже бесполезно и бессмысленно, фатальный конец неизбежен.
— Слушай сюда, Монах, — назидательно продолжал хозяин кабинета, для убедительности легонько прихлопнув по столу своей мясистой, холеной ладошкой. — Ты уже второй год, как откинулся. К нам не пришел — западло, наверно. Пивнушку открыл через подставное лицо. Чем на самом деле занимаешься, меня не волнует, я не опер, но в моем районе порядок заведен жесткий. Коли уголовник — долю от прибыли отдай Бате и не греши. Думаю, полста кусков в месяц тебе не будет обременительно вносить в благотворительный фонд нашего спорткомитета. — Он сыто хохотнул. — Для развития секций… И вот что — перестань-ка улыбаться. Разговор серьезный. А может, мальчиков кликнуть? И станешь ты у нас Монах Обиженного Образа…
— Устал я от вас, — медленно проговорил словно не я, а кто-то другой, далекий. — Какой вы, к черту, Батя, если в людях не умеете разбираться. Может, и был нюх, да весь вышел.
Мне показалось, что я чувствую, как в плечевой кобуре беспокойно шевельнулся десятизарядный Марголин, предвкушая горячую работу, как смертельно жаждут сойтись в страстном поцелуе взведенный боек с уже готовым к яростному пламенному оргазму патроном, заранее уложенным в смазанный вороненый ствол. И когда пистолет оказался у меня в руке, его рукоятка благодарно прижалась к ладони своими рифлеными щечками.
Братишка трижды радостно вздохнул, толчками отдаваясь в плечо, и с чувством выполненного долга впорхнул в кобуру. Глушитель свинчивать я не стал, рассудив, что, возможно, предстоит еще работа.
Мой недавний собеседник бесформенным мешком все так же сидел за своим помпезным столом, чем-то в данной ситуации напомнившим мне катафалк, и со странно перекошенной физиономией уставившись мне за спину. Приглядевшись, я понял, в чем тут дело. Опасаясь наличия бронежилета, все три пули я выпустил в голову. Две аккуратно вошли в лоб, чуть сдвинув крышку черепной коробки, а третья разбила левую скулу. Видок, конечно, не очень. Ну да ничего, в морге его подштопают, подрисуют, и на похоронах он будет смотреться как новенький.