— Подпиши, — сказал он.
— Подписать что?
— Ходатайство, чтобы Фейгеле забрали. Нам нужна последняя подпись, и тогда, наверное, нам удастся что-нибудь сделать. Подпиши, а то руку сломаю!
— Валяйте. — Я протянул ему левую руку. — Ломайте, если хотите, только я подписывать не стану.
Он покачал головой и направился к выходу, но потом передумал, вернулся и стал меня увещевать.
— Да ты сам головой подумай. Девчонка — идиотка. Это всем известно, даже ее матери. Послушай, ведь если ее заберут, ей же лучше будет. Точно. А вот если она останется здесь, она однажды свалится с пожарной лестницы и сломает себе шею. Говорю тебе, для всех будет лучше, когда Фейгеле увезут. Из-за нее миссис Геллер не может толком сдавать комнаты. Весь второй этаж стоит пустой, не считая нас с женой и ребенком. Остальные съехали.
Он снова протянул ходатайство.
— Давай, подпиши. Будь умницей.
— Нет, — твердо сказал я.
Я думал, он набросится на меня с кулаками. Но он помахал своей бумажкой в воздухе и заявил:
— Да кому ты нужен, гаденыш! Справимся с ней и без тебя. А следующим на вылет, запомни, будешь ты.
И он выскочил из комнаты.
Прошло два дня. В коридоре я встретил миссис Геллер и рассказал ей о Кинг-Конге и его ходатайстве. Она, похоже, несколько встревожилась.
— Но ты не подписал, нет?
— Миссис Геллер, за кого вы меня держите? Разумеется, я не подписал.
Услышав это, она, прямо в коридоре, схватила меня, стала обнимать и целовать. Наконец мне удалось высвободиться, и я бросился к себе.
— Сынок, — кричала она мне вдогонку, — уж теперь-то им Фейгеле не забрать. У меня есть ты, мой верный друг!
Я решил продолжить работу над начатым автопортретом и снова расположился перед зеркалом. И услышал, как что-то с тихим плюхом приземлилось на мою пожарную лестницу.
— Что, опять? — я был готов рвать на себе волосы. — Фейгеле, Фейгеле, ну дай же мне хоть чуточку покоя.
Я подошел к окну, приготовившись узреть репу, яйца или что-нибудь еще в этом роде. Пожарная лестница была изгваздана большущими лепехами конского навоза. Нет, это сделала не Фейгеле. Послать тухлое голубиное яйцо или же конские лепешки — разница есть! Я поднял голову и увидел над краем крыши злорадное лицо Хайми. Высунувшись, я погрозил ему кулаком и крикнул:
— Передай своему папочке, что я ни за что не подпишу его паршивое ходатайство, хоть он лопни!
Потом мне пришло на ум, что в данной ситуации высовываться наружу небезопасно. Я поспешно закрыл окно и хотел бежать на крышу, но тут мимо окна стрелой пронеслась Фейгеле, и секунд через тридцать раздался крик Хайми: «Помогите, помогите!»
Я было возликовал:
— Ура, ура, Фейгеле дает сдачи!
А потом испугался. А ну как она сбросит его с крыши? В конце концов, я тут тоже замешан. Прежде я за нее заступился, теперь она за меня. И я поспешил на крышу. Фейгеле уже испарилась, а вот ноги Хайми торчали из оранжевого короба, до краев наполненного конским навозом. Я так смеялся, что пришлось на минутку присесть и отдышаться.
— Помогите, помогите! — кричал Хайми; наконец ему удалось выбраться.
— Что, Хайми, отведал собственных боеприпасов?
Не говоря ни слова, он направился на соседнюю крышу.
Я запер дверь на засов, забаррикадировал ее комодом и стал ждать появления Кинг-Конга. Сдаваться я не собирался. Я провел верхом на комоде полдня, прислушиваясь к шагам в коридоре, как какой-нибудь спятивший шпион. Потом уронил голову и заснул. Мы с Фейгеле играли на крыше, будто бы мы птицы. Она все махала, махала руками, а потом вдруг — раз! — взмыла в воздух и полетела. Взлетела над крышей, а я, сложив ладони рупором, стал звать, чтобы она вернулась. «Фейгеле, Фейгеле, спускайся. Люди не могут летать. Спускайся, а то упадешь». Но она забирала все выше и выше. Необходимо было каким-то образом ее вернуть, и я, как сумасшедший, замолотил руками по воздуху и, хотите верьте, хотите нет, тоже полетел. До чего же чудесно парить в воздухе! Умей люди летать, они бы только и делали, что летали. Полеты не могли наскучить. Я легко, без усилий, двигал руками вверх-вниз, устремляясь за Фейгеле. «Фейгеле, — звал я, — подожди». Но никак не мог ее догнать. А потом мои руки налились тяжестью, и меня закружило. Как ни бил я руками, удержаться в воздухе не удавалось. Но даже когда рухнул, я подумал про себя: «Ну и пусть, зато я летал!» До меня доносились чьи-то крики. В коридоре стоял Кинг-Конг и колотил в мою дверь.
— А ну пусти! Видел, что эта идиотка сотворила с моим сыном? А все ты виноват!