— Фейгеле, — сказал он, — ты меня простила?
Лицо Фейгеле под вуалью было непроницаемым.
— Мистер Эйзенштадт, — сказала она, — в заляпанных башмаках вы мне больше нравились.
— Странно. Мне казалось, что наоборот.
— Что вы здесь делаете? Преследуете нас с сыном даже на кладбище?
— Нет. Отдаю дань уважения покойнику.
— Дарси тебя ненавидел. Его живодеры отправили тебя на больничную койку… ты до сих пор не поправился.
— Он был настоящим бойцом. На его месте я поступил бы точно так же.
— В смысле?
— Он любил тебя.
— Ну да, как же, — ответила Фейгеле. — Он из борделя не вылезал.
— Он любил тебя. Ты единственная, на ком бы он женился.
— Откуда ты знаешь?
— Он мне сам сказал. Признался. Потому-то ему и пришлось проломить мне голову.
— Поди вас, мужчин, пойми.
Мама пальчиком приподняла вуаль. Здесь, на этом благоухающем цветами кладбище, на холме, на котором Дарси упокоился бок о бок с Германом Мелвиллом, автором «Белого кита», смуглая дама чувствовала себя неуютно.
— Как поживает твоя женушка?
— Мы разъехались, — сообщил Чики.
Я застрекотал Фейгеле на ухо: если собираешься в «Уильям Говард Тафт», не ссорься с Маршей Эйзенштадт, ведь она лет через семь-восемь точно пробьется в завучи.
— Маляр, — сказала мама, — не бросай своих детей.
И уплыла от Чика, и я вместе с ней.
Через неделю после похорон мистер Лайонс стал подкатывать к маме. Заявился с целой плантацией роз — еле-еле сам за ними виднелся. Звал маму открыть собственный игорный клуб в «Конкорс-плаза».
— Флинн дал добро. Он в тебе заинтересован. Сказал: «Фейгеле должна плыть с нами в одной лодке. И пусть берет с собой на борт того лишайного паренька».
— Малыш уже давно не лишайный. Вы не заметили, мистер Лайонс? И зачем вы лижете зад тому, кто приговорил Дарси к смерти?
— Боже упаси, — воскликнул мистер Лайонс. — Стоматолог умер от сердечной недостаточности.
— Скорее, от разрыва сердца. Он был политическим заключенным.
— Фейгеле, в этом году выборы. ФДР не мог допустить скандала в Бронксе. Пришлось бросить Дьюи косточку. У Флинна были связаны руки.
— Косточку? Тогда сам сдавай карты Флинну и прочим начальникам, у которых связаны руки.
— Фейгеле, это политика. Дарси был мне другом.
Мама завернула президента Бронкса вместе с плантацией роз. И сняла со стены портрет ФДР. Сержант Сэм аж поперхнулся шнапсом.
— Фейгеле, это президент Соединенных Штатов.
— Только не в моем доме.
Мама забросила всю свою деятельность. Шальных денег не стало. Я уже не мог пойти в магазин и наобум взять с полки первую попавшуюся игрушку — пиратский пистолет или фигурку Бэмби. Я жалел о том времени, когда мама работала на черном рынке.
Я удирал из школы всякий раз, когда Чик приглашал маму в «Суровые орлы». Ему снова был открыт доступ туда. Русские гангстеры, что толпились у барной стойки, не решились бы на такой плевок в лицо Меиру Лански. Чик был связан с его подручным. Меир жил на Сентрал-парк-уэст, и никто из этих гангстеров его в глаза не видал, но связываться с Коротышкой Лански никому не хотелось. Он с детства водил дружбу с Багси Сигелем, психопатом, основавшим Лас-Вегас; шел по стопам Арнольда Ротштейна, первого короля организованной преступности; проворачивал дела на пару со «Счастливчиком» Лучано, наследным принцем Ротштейна. Однако еще ни разу его лицо не засветилось на полосах американских газет; о «Коротышке» Лански писала разве что еврейская пресса — и то лишь о том, сколько он жертвует на синагоги и летние лагеря. Но, похоже, в Бронксе и «Суровых орлах» знали о Меире нечто такое, чего не ведали манхэттенский окружной прокурор и «Нью-Йорк таймс». Этот игрок-филантроп, король музыкальных автоматов, ярый демократ чурался публичности. Русским гангстерам было страх как любопытно, видел ли Чик Меира Лански.
— Какой он? Чики, а правда, что он как взглянет, так ты от страха в ледышку превратишься?
— Джентльмены, он такой душка, ну прямо Санта-Клаус. Прикиньте, мы с ним виделись всего пять минут. Он спросил, каково Бронксу без Джо Димаджио.
— Он что, совсем там у себя в песках[88] закопался и знать ничего не знает? Димаджио сражается за Америку. Некогда ему в бейсбол играть…
88
В описываемое время Меир Лански активно развивал игорный бизнес в Лас-Вегасе, который находится в пустыне Невада.