— Малыш, пойдем жить к стоматологу.
И приходилось мне, мальчишке моложе семи, в кепке с «Браунами», с черепушкой в следах стригущего лишая и бледных шрамиках, втолковывать ей:
— Мам, я тоже скучаю по мистеру Дарси, но мы не можем пойти к нему жить. Он лежит в земле. И даже если я возьму лопату, пойду на «Вудлон» и откопаю его гроб, нам туда все равно не поместиться. Крышка не закроется, и птицы будут клевать нам глаза.
— Тогда пойдем жить к маляру.
— Мы не знаем, где он, Фейгеле. Но я могу оставить ему записку на стене в «Суровых орлах».
— Не вздумай, — возразила мама. — Рузвельт его арестует.
— Мама, президенту сейчас не до Чика. Ему надо обскакать Дьюи.
— Тогда попросим Дьюи, чтобы он его нашел.
— Дьюи преступников на дух не переносит. Вот он Чика точно арестует.
Начальник Флинн вызвал маму в «Конкорс-плаза». Она идти не хотела, но я ее убедил.
— Мам, он босс Бронкса, Манхэттена и вообще всей страны. А вдруг он что-нибудь знает о Чике?
Я заставил ее накрасить и второй глаз. Отконвоировал в «Конкорс-плаза». Флинн занимал полуэтаж, там расположился его штаб кампании по переизбранию Рузвельта. Мистер Лайонс тоже был на встрече, но он только подавал кофе, а говорил один Флинн.
— Нам нужна женщина с характером, — сказал он. — Своя мадам Кюри. Нужно придать нашему офису лоск. А мистер Фрэнк пообещал нам, что во время одного из своих блиц-туров проедет через Бронкс. Я бы с удовольствием пригласил вас вместе с нами прокатиться в его лимузине, только там так мало места… Дорогая Фанни, как вы отнесетесь к тому, чтобы пожать президенту руку на приеме в нашем штабе?
— Только если смогу задать ему вопрос насчет Дьюи и стоматолога.
Жирный великан покосился на окружного президента.
— Мистер Лайонс, вы меня уверяли, что Фейгеле — дама благоразумная… А тут я предлагаю ей пожать руку президенту, а получаю пинок под зад.
— Боже упаси. Начальник, она не это хотела сказать… Фейгеле, извинись. Мистер Флинн добрый. Он предлагает тебе лакомый кусок. Должность управляющей в штабе бронкских окружных демократов.
— Мистер Лайонс, — сказала мама, — я всего лишь сдаю карты. Чашки кофе я считать не умею.
Флинн вцепился в подтяжки.
— Еще немного, и она заявит, что будет голосовать за Тома Дьюи.
— Нет, — ответила смуглая дама. — Я вообще не голосую.
— Это кощунство. Демократ, который не голосует, — пособник дьявола. Я обещал мистеру Фрэнку, что за него проголосует каждый зарегистрированный демократ Бронкса.
— Мистер Флинн, — сказала мама, — надо было спросить меня, прежде чем давать такое обещание.
— Фанни, дорогая, весь Бронкс принадлежит нам. Мы можем обеспечить вам славу… либо вышвырнуть вас из нашего лагеря.
— Я училась только в вечерней школе, мистер Флинн, но все равно знаю, что славой обеспечить нельзя.
— Ваш муж раньше был уполномоченным по гражданской обороне. Мы можем восстановить его, назначить капитаном.
— Я все равно не стану голосовать.
— Начальник, — вмешался мистер Лайонс. — Она не в себе, убивается по стоматологу.
— И винит меня. Дарси был хороший вояка. Он сделал то, что должен был сделать. Когда я встретил его, он был нищим, без гроша в кармане. Я велел всем демократам из своего подчинения лечить у него зубы… а будете глупить и упрямиться, вас ждет жалкая участь, мы выдавим всю вашу семью с нашего демократического острова.
— Бронкс не остров, мистер Флинн, вам так только кажется.
На этом встреча кончилась. Мы раз и навсегда разругались с демократами. Мне нравился мистер Лайонс, нравился «Конкорс-плаза». Но не настолько, чтобы ради них я поступился своей памятью о стоматологе. Я даже купил на улице у девчонки-калеки значок с изображением Дьюи и назло носил его, только все равно было ясно: Дьюи — гад. Если бы не он, стоматолог до сих пор держал бы карточный салон и катал меня в своем чудо-кресле…
Рузвельт сдержал слово. Явился в Бронкс и проехался в авто с мистером Флинном. Перед Флинном, как тогда на параде, снова промаршировали морские скауты, и Рэткарты в их числе. Но Харви среди них не было. Стал бы он ехать из Аризоны, чтобы наряжаться в белые гетры и опять маршировать бок о бок с Рэткартами! Я переколол значок с Дьюи на изнанку рубашки.
Президент кутался в широкое пальто. На голове у него была его обычная шляпа «для выборов» — старая, серая, фетровая. Казалось, на Конкорс явились все до единого демократы в мире: решили хоть одним глазком глянуть на ФДР. Мы, Палей-Чарины по-прежнему его боготворили, хоть он нас так подставил. Папа не мог сдержать слез: