— Слышь, Бенни, хорош трепаться, а то я читать не могу. Заткнись!
— Еще один вопросик, Липпи, и, ей-ей, читай хоть всю ночь… Ты ведь все про Энди знаешь, так? Расскажи мне про него хотя бы одну историю, и я больше слова не скажу.
— Не дождешься ты от меня никаких историй. А еще хоть раз вякнешь — яйца откручу.
Лео не шутит, так что я мигом заткнулся. Только очень трудно сидеть и не вякать, особенно когда велено: язык так и чешется и кажется, что, если не сказать чего-нибудь, лопнешь. Но с Липпи под боком я рисковать не стал — просто сунул голову под подушку и прошептал несколько слов; полегчало. Минут через десять Лео отложил книжку и заявил:
— Я ложусь.
А когда Лео ложится, то и мне приходится, потому что он гасит свет, а в темноте заняться особо нечем. Лео снял штаны, рубашку, туфли и начал напяливать пижаму, но мне захотелось потянуть время, и я спросил:
— Лео, хочешь, я сделаю за тебя домашку?
Это всегда срабатывает, потому как Лео за домашку вообще не берется и, если я ее не сделаю, идет на урок с пустыми руками. Мама говорит, что это не мне, а Лео нужно ходить в третий класс. Но Лео все равно умный, хоть и не делает уроки.
— А, Лео, хочешь, я за тебя ее сделаю?
— Ну ее к чертям, — сказал Лео и погасил свет, так что мне пришлось раздеваться в темноте.
За это я дал зарок три недели не делать за Лео домашку, но понимал, что слово не сдержу. Ничего не попишешь, придется спать, и я закрыл глаза. Я старался ни о чем не думать, иначе ведь не уснешь. Но у меня не получалось. В голову лезли мысли об отце. На минуту мне представилось, что я — это он, и я попытался ощутить, каково это — быть мертвым. Поначалу вроде терпимо — ни боли, ничего такого, но потом мне почудилось, что по мне что-то ползет. Начиная с большого пальца, по ноге, по животу и прямо в мозг, и я понял, что смерть — это ужасно, не выдержал и заплакал. Лео услышал.
— Ты чего ревешь?
— Ничего, Липпи… Просто думаю о папе.
Лео включил свет, и я увидел, что он чуточку дрожит. Он пару раз на меня ругнулся, а потом захватил подушку и пришел к моей кровати.
— Лечь с тобой?
— Спасибо, Липпи. С тобой мне не страшно.
— Подвинься.
Я сдвинулся влево на самый край кровати, потому что Лео требуется много места. И одеяла ему отдал больше половины. Ну и пусть, что холодно, главное, Лео рядом. Лео сказал:
— Какой смысл думать о папе? Все равно ему не помочь… Ты что, все еще ревешь?
— Нет, просто мне хочется стать взрослым и поубивать всех нацистов в мире, до единого.
— Его не нацисты убили, а японцы.
— Знаю, Липпи. Но все равно нацистов я сильнее ненавижу. Сумей они до нас добраться — сразу бы маму с дедушкой убили.
— Пускай только сунутся, я им! И хватит себе голову забивать. Спи!
— Не могу, Липпи… Не спится. Расскажи мне что-нибудь, а?
— Ты опять за свое? Щас уйду к себе обратно, будешь знать! Ладно.
— Про Энди Крапанзано! Коротенькую историю, и я усну, ей-ей, Липпи!
— Сколько раз тебе повторять? Не знаю я ничего про Энди!
— Ну, расскажи что угодно, неважно. Что захочешь.
— Ты знаешь, я языком зря молоть не люблю, но кое-что про Энди мне известно, Джо рассказал, и если ты обещаешь потом сразу на боковую, то, так и быть, слушай…
И вот, когда Лео стал обдумывать, с чего ему начать, пришла мать.
— Мальчики, — воскликнула она, — что такое, почему вы на одной кровати?
— Ничего особенного, мам, просто Лео рассказывает мне историю.
— Какие истории, ночь на дворе! Лео, марш к себе. Бенни пора спать… Вам что, мало на сегодня неприятностей?
Лео решил не ссориться и понесся в свою кровать.
— Шлуф[20], мальчики! Завтра рано вставать, поедете к зейде[21].
Мама подождала, пока Лео погасит свет, после чего вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Лео встал и в темноте, на цыпочках, перебрался ко мне обратно. Я хотел что-то сказать, но он шепотом цыкнул:
— Молчи, сморчок! Хочешь, чтобы она снова пришла? Она опять на меня Бульдога натравит.
Мы замолчали, а потом услышали, как в кухне зашипел утюг. И Лео начал рассказ:
— Слушай внимательно, я буду тихо говорить… Энди Крапанзано — самый подлый сукин сын на свете, но слабых он не обижает, это правда. Малых, старых и всяких таких он не трогает. Так что ты его не бойся, если встретишь. Он задирает только больших парней, вроде меня. И у него с собой всегда нож. Никуда без него не ходит. Даже спит с ним. Нож этот с откидным лезвием, лезвие это особое. В общем, когда Энди был маленьким, у него был друг, звали его Фрэнки Ризека, и жил он на той же Чарлотт-стрит. Они с этим пареньком, Фрэнки, были неразлучны. Куда Энди, туда и Фрэнки Ризека. Вот так вот. Они катались в грузовых поездах, воровали лимоны-апельсины с лотков на Дженнингз-стрит и воевали с негритянскими шайками с Бостон-роуд. И вот как-то раз пошли они на реку Бронкс ловить сома, а Энди упал в воду и чуть не утонул. Энди, он ведь плавать не умел, даже если надо шкуру свою спасти! Так что Фрэнки Ризека прыгнул вслед за ним и вытащил на берег. А была зима, и Фрэнки подхватил воспаление легких. Энди чувствовал себя шмоком каких мало: и в воду упал, и Фрэнки из-за него воспаление подхватил. И он дал Фрэнки обещание: если тот попадет в беду, он выручит любой ценой. Даже если придется убить кого или сесть на электрический стул. И вот, чуть времени прошло, Фрэнки со своим отцом переехали на Фордхэм-роуд. Они с Энди теперь реже виделись, и дружба их ослабла. К тому же Фрэнки спутался с Лысыми из Фордхэма и вскоре совсем перестал встречаться с Энди. Сам знаешь, как оно бывает…