кости греть да внучат на ноге качать. Вот такое теперь мое дело". И все улыбается, улыбается, так и ушел улыбаясь! Я вот говорю, что с малых лет его помню и никогда
сердитым или хмурым не видел! А теперь вот умирает! Да! Теперь уже не пойдешь к их
колодцу за водой! И запрут, и собаку спустят! В Нью-Плесе вода знаменитая, там колодец
глубокий, до самого белого песка. Еще старый хозяин рыл. Да! Смерть - это тебе... - Он
вдруг оглянулся, понизил голос и спросил: - А королевский указ...
- Что - королевский указ? - удивился Гроу.
- А! Значит, не открыли вам всего, - кивнул головой рыжий. - Есть у него королевская
хартия на его имя. Что в ней - никто точно не знает, но только дает она большие
привилегии на все, ему и его потомкам - кого он из них выберет. Вот из-за этого у них и
спор, - парень опять оглянулся, - наследника-то мужчины нет, одни дочки, у них и
фамилия другая, вот они, значит, и сомневаются: подойдут под эту бумагу или нет? А если
нет, то прошение надо писать королю, просить, чтобы признали. А вот будет он писать или
нет - этого никто не знает. Рассердится да и не напишет. Вот и все. Вы про это ничего не
слыхали?
- Нет, - сказал Гроу и поднялся. - Ну, спасибо за разговор. Пойду, а то хватятся. До
свиданья.
- До свиданья, - кивнул головой рыжий. - Да не торопитесь, сейчас они вас не
хватятся. Сейчас они все в одном месте собрались, обсели его, как мухи пирог, затаились, прихитрились и ждут, ждут...
"Да, - подумал Гроу, выходя на улицу. - Нет, недаром сказано: "Враги человека - его
домашние". Христос и в этом кое-что понимал".
Днем наверху, в комнате хозяйки, произошел какой-то, видимо, резкий, хотя и
быстрый и очень негромкий, разговор. Потом миссис Юдифь вышла и прошла мимо него
(он сидел на лавке около колодца). Лицо ее было в красных пятнах, а губы сжаты. Тонкие, недобрые губы Шекспиров. Около полуоткрытой калитки ее ждал человек, может быть, муж или родственник. Он спросил ее что-то, а она досадливо махнула рукой и прошла.
"Стерва баба", подумал Гроу.
Затем вышел доктор Холл под руку со священником. Он, конечно, сразу же вскочил и
поклонился. Доктор Холл как будто его и не заметил вовсе, но священник и еще раз
оглянулся. Они сделали круг и сели на другом конце сада, и Холл начал что-то энергично
говорить, разводя руками и доказывая. Священник слушал, - склонив голову и чертя что-то
концом туфли. Потом вдруг вскинул глаза и что-то сказал, - оба они взглянули в его
сторону. Затем немного поговорили еще, поднялись и прошли мимо, в дом. На этот раз
Холл заметил его и кивнул очень ласково.
Затем во двор вышел Бербедж и подошел прямо к нему.
- Вас зовет мистер Виллиам, - сказал он. ... Шекспир, одетый, сидел в кресле и писал.
Чернильница стояла рядом на стуле. Шекспир казался совсем здоровым - плотный,
упитанный джентльмен средних лет, с большой лысиной и полными щеками. Вот только
бледен он был очень. Когда они вошли, Шекспир взглянул на них, приписал еще что-то и
протянул бумагу Бербеджу.
- Присыпь песком, - сказал он, - это, кажется, все, что надо.
Бербедж быстро оглядел записку и сказал:
- Этого, конечно, хватит, Билл. Теперь другое: что из этого у тебя сейчас есть и чего
нет?
- Сейчас придет Харт, - сказал Шекспир и посмотрел на Гроу. - Коллега, вам придется
вместе с племянником снести с чердака один сундук. Постарайтесь сделать это как можно
незаметнее.
Виллиам Харт пришел через пять минут, и они пошли за сундуком. Оказывается,
сундук находился как раз в той каморке, где Гроу ночевал. Небольшой темный и очень
тяжелый дубовый ящик, окованный сизыми стальными полосами. Они вытащили его из-
под кровати и стащили с чердака по узкой лестнице. Шекспир ждал их с ключом в руках.
Они поставили ящик на стол, Бербедж взял у Шекспира ключ. Заимок был тугой. Крышка
отскочила со звоном. На внутренней стороне ее оказалась большая, в полный лист,
гравюра - отречение Петра. Скорбящий Петр и над ним гигантский петух. "Наверное, Волк тоже видел это, - подумал Гроу, - потому и заговорил о петухе. А ведь Петр, пожалуй, и не скорбит. Он просто стиснул руки на груди и думает: "Ну какой же во всем этом смысл, Господи, если даже я - я тебя предал?" А над ним вот - поднялся огромный,
торжествующий петух".
Сундук был набит почти до краев. Бербедж приподнял кусок тафты, и Гроу увидел
груду книг, тетради, синие папки, фолианты в кожаных переплетах.
- Вот тут все, - сказал Шекспир, - все, что у меня есть.
- И то, что не напечатано, сэр? - спросил Бербедж. - "Макбет", "Цезарь", "Клеопатра"?
- Все, все...
Бербедж взял первую папку и открыл ее. В ней лежала тетрадь, исписанная в столбик
красивым, так называемым секретарским почерком. Буквы казались почти печатными, так
любовно была выписана каждая из них.
- Как королевский патент, - сказал Бербедж.
- Теперь так уже переписчики не пишут. Хороший старик был, мы его недавно
вспоминали.
- Дай-ка, - сказал Шекспир. Он взял рукопись и долго перелистывал ее, читал,
улыбался, задерживаясь на отдельных строках, и качал головой. - Ты в этой роли был
поистине великим, Ричард, - сказал он Бербеджу, и тот согласился:
- Да.
Шекспир полистал тетрадь еще немного, потом отложил ее и вынул кожаную папку. В
ней лежали большие листы, сшитые в тетрадь. Он быстро перелистал их. Почерк был
другой - быстрый и резкий.
- Что значит молодость, - сказал Шекспир. - Да, мне было тогда... Гроу, вам сколько
сейчас?
- Двадцать четыре, - ответил он.
Шекспир ничего не ответил, только взглянул на него с долгой улыбкой и кивнул
головой. Затем вынули еще несколько папок, просмотрели их и все сложили обратно.
- Вот все, - повторил он.
- Хорошо, - решил Бербедж, - закрывай и давай мне. И больше у тебя ничего нет?
- Нет!
Бербедж деловито сложил все опять в сундук, потом помолчал, подумал и сказал:
- Вот что, Виль, - он назвал его не "Билл", как всегда, а ласково и мягко - "Виль", -
очевидно, по очень, очень их личному и старому счету. - Ты сам... - Он все-таки осекся.
- Ну-ну? - подстегнул его Шекспир.
- Я хотел сказать, - путаясь, хмурясь и краснея, сказал Бербедж, - нет ли у тебя тут и
писем, которые ты бы не хотел сохранять?
- Ага, - серьезно кивнул головой Шекспир, - ты хочешь сказать, что в таком случае
уже пора!
Наступило неловкое молчание. Харт вдруг выдвинулся и встал около дяди, словно
защищая его. Шекспир мельком взглянул на него и отвел глаза.
- Я... - начал Бербедж.
- Конечно, - очень серьезно согласился Шекспир, - конечно, конечно, Ричард, но,
кроме заемных писем, у меня ничего уже не осталось.
- А то письмо тут? - спросил Ричард.
- Здесь. В самом низу. Достаньте его, Гроу. Оно в кожаной папке.
Гроу достал папку. Шекспир открыл ее, посмотрел, захлопнул и положил рядом с
собой.
- Что же будем с ним делать? - спросил он.
Бербедж пожал плечами.
- Нет, в самом деле - что?
- Мне его во всяком случае не надо, - ответил Бербедж. - Хотя оно и королевское и
всемилостивое, но в книге его не поместишь.
- Да, всемилостивое, всемилостивое, - покачал головой Шекспир. - Что оно
всемилостивое - с этим уж никак не поспоришь. Но что же с ним все-таки делать?
- Отдай доктору, - сказал Бербедж.
- Да? И ты думаешь, оно его обрадует? - спросил Шекспир и усмехнулся. - Виллиам, -
обратился он к племяннику, - ты слышал о том, что твой дядя беседовал с королем? Ну и
что тебе говорили об этом? О чем шла у них беседа?
Виллиам Харт, плотный, румяный парень лет шестнадцати, еще сохранивший