Марко тоже встал и принялся ходить взад-вперед по комнате.
- А вы не можете убрать этих женщин, чтобы они не мешали вам? О, господи, все наши планы могут полететь к черту из-за двух женщин, на которых вам наплевать! Избавьтесь от них! Если необходимо, пообещайте жениться на этой Селесте, но уберите их из Палаццо!
- Все не так легко как вам кажется, - воскликнул Чезаре сердито. Моя бабушка пригласила их. Только она может попросить их уехать. А как я объясню ей, чтобы она сделала это? Только правда может заставить ее задуматься.
- А об этом, конечно, не может быть и речи, - пробормотал Марко. Разве вы не могли воспрепятствовать их приезду? Почему вы вообще позволили им приехать?
- Вы прекрасно знаете, что меня поставили перед свершившимся фактом, - с раздражением огрызнулся Чезаре.
Марко вернулся к столу и, упершись руками в его полированную поверхность, посмотрел на Чезаре.
- Чезаре, - произнес он бесстрастно, - если они не могут уехать, то пусть рискуют. Какая вам разница? Одной женщиной больше или меньше! Это дело слишком далеко зашло, чтобы теперь бить отбой. Если их убьют, не разорвет же это вам сердце!
Лицо Чезаре побледнело.
- Нет, Марко. Я не могу с этим согласиться.
- Но ради бога, почему? Чезаре, я знаю, что с некоторыми женщинами вы обращались так дурно, что когда между вами происходил разрыв, они молили бога о смерти! Женщины, которые охотно пошли бы на все только бы удержать вас! Но вы уставали от них и отбрасывали в сторону, словно надоевших кукол! Вы не станете этого отрицать?
Чезаре пожал плечами.
- Ну и что? Я - свинья. И не отрицаю этого.
- Зачем же тогда ставить под угрозу наши планы из-за двух женщин, которые для вас совершенно ничего не значат?
Чезаре отвернулся, пересек комнату, подошел к окну и посмотрел на оживленную площадь внизу. Ему было не по себе. Все, что сказал Марко было правдой: у него было слишком много женщин. Но справедливости ради он должен был признать, что большинство женщин, с которыми он занимался любовью, ничего другого от него не ожидали. Его титул в сочетании с богатством и физической привлекательностью давали ему возможность вести такой образ жизни. Его никогда не привлекали молоденькие девочки, женщины постарше всегда волновали его воображение. Однако сейчас, именно в такой момент, ему было невероятно трудно заставить себя забыть юное податливое тело, доставившее ему такую непередаваемую радость.
Он помнил все: зеленый цвет ее глаз, шелковистую мягкость густых волос пшеничного цвета, стройное тело и горячие губы. Он презирал себя за неожиданно вспыхнувшее чувство, но это не помогало. Воспоминания не проходили, осознание того, что он находится всего в нескольких десятках метрах от нее, не давало ему покоя. Он не мог позволить Марко подвергнуть ее жизнь опасности, какими бы важными соображениями тот не руководствовался. Он решил никогда больше не прикасаться к ней, постоянно напоминая себе, что, несмотря на свою женственность, она была всего лишь ребенком. И все же ему хотелось видеть ее снова и снова, разговаривать с ней, наблюдать, как вспыхивают ее щеки.
Он повернулся к Марко, прижавшись спиной к оконной раме.
- Нет, Марко, - ответил он наконец. - Я не могу пойти на это.
- Но почему? Вы что действительно любите эту вдову?
- Нет, - коротко ответил Чезаре.
- Тогда кого? Боже праведный, не может же вас интересовать это дитя?
- Так оно и есть, - резко ответил Чезаре. - Дело не в этом, Марко, хотя она уже не совсем дитя. Я не могу подвергать опасности ее жизнь.
- Хорошо. Тогда постарайтесь убрать их из дворца, иначе я ни за что не отвечаю. Чезаре, сейчас я ничем не могу помочь вам. Надеюсь, вы это понимаете!
Чезаре кивнул.
- Я должен найти выход, - согласился он, вздыхая. - Но ничего не могу придумать. Мою бабушку трудно обмануть. Должна существовать какая-нибудь веская причина.
В тот вечер граф снова отправился с Селестой в казино. Антонио прибыл, чтобы сопровождать Эмму на музыкальный фестиваль, а графиня изъявила желание пораньше лечь спать.
Вечер был замечательным, Селеста и Чезаре возвращались домой на гондоле, ее фонарик горел в темноте, как маленький маячок.
- Разве не романтично? - пробормотала Селеста, прижимаясь к нему. Чезаре скрипнув зубами в темноте, так как она задела раненую руку, но Селеста думала только о том, как бы достигнуть своей цели.
- Дорогой, - продолжала она, - ты не думаешь, что нам надо серьезно пересмотреть наши отношения? Мы с Эммой уже три недели здесь и я думаю, что пора подумать о нашем браке.
Чезаре задумчиво наклонил голову и, восприняв это как одобрение, она продолжала дальше:
- В конце концов мне всегда хотелось выйти замуж в июне и нет ничего такого, что могло бы помешать этому, не так ли?
Чезаре покачал головой. Ему нечего было ответить, и Селеста осталась довольной.
- А теперь, - промурлыкала она, - поцелуй меня, Видал.
Чезаре наклонился и прикоснулся к ней губами с чувством отвращения. Ее губы с готовностью открылись, руки обвились вокруг его шеи, заставляя его ощутить тонкость ее платья и тепло тела.
Через мгновение он осторожно освободился, но Селеста была слишком возбуждена.
- О, Видал, - произнесла она страстно, - не позволяй этому вечеру закончиться. Я была такой одинокой с тех пор, как умер Клиффорд.
Чезаре выпрямился, притворяясь, что его волнует соблюдение приличий, в то время как все его тело воспротивилось этой идее. Он не желал Селесту, несмотря на ее страстную натуру и яркую красоту. И все же это была идеальная возможность. Если бы ему удалось сегодня вечером убедить Селесту в том, что их брак вскоре станет реальностью, возможно, он смог бы предложить ей переехать на его виллу в Равенне на несколько недель, чтобы дать ему время уладить кое-какие дела. Она, естественно, возьмет Эмму с собой, и это избавит его от тревоги, которая ни на минуту не покидала его.
- Позже, - пробормотал он наконец. - И Селеста, довольная, успокоилась.
Сегодня в зале не было непрошеных гостей и, собираясь покинуть гостиную, Селеста пожелала графу доброй ночи, бросив на него многозначительный взгляд. Чезаре изо всех сил старался казаться таким же возбужденным, как она. После ухода Селесты он налил виски и залпом выпил. Он подумал, что никогда еще не презирал себя так сильно и сердито закурил сигару, шагая по гостиной из угла в угол.