Дверь неожиданно открылась и, в комнату вошла Эмма. Он многозначительно посмотрел на часы. Было почти два часа ночи.
- Я знаю, что уже поздно, - сказала она, затаив дыхание, - но Антонио встретил своих друзей, и мы пошли в кафе на площади Святого Марка, - она улыбнулась, вспоминая вечер. - Там было весело, словно в сказочной стране.
- Понимаю, - сказал Чезаре. - А как твое плечо. Оно все еще болит?
- Немного, - призналась Эмма, наклоняя голову. - Я... я думала, что оно воспалилось... но теперь мне кажется, что все в порядке.
- Воспалилось? - Чезаре выругался. - Ты должна была сказать мне! Ты ведь учила меня, что надо быть осторожным!
- Знаю, знаю, - покраснела Эмма. - Я помню это. - Она отвернулась. Я устала, синьор, спокойной ночи.
Прежде чем Чезаре успел задержать ее, она выскользнула в свою спальню и он выругавшись пошел к себе. Он погасил сигару и начал медленно раздеваться. Ему все еще приходилось быть осторожным. Он размотал бинт, удерживавший повязку на месте и снял ее. Рана заживала, но все равно представляла собой отвратительное зрелище. Раздался стук в дверь, и он раздраженно повернулся. "Селеста", - подумал он, сжав кулаки, и произнес: "Войдите".
К его изумлению в комнату вошла Эмма, осторожно закрыв за собой дверь. Она была бледна и выглядела немного испуганной.
- Что случилось? - спросил он, повернувшись так, чтобы она не увидела его рану.
Эмма провела языком по пересохшим губам. Она не ожидала, что он уже начал раздеваться, и вид его обнаженной загорелой груди, покрытой густыми волосами, вызвал у нее в ногах слабую дрожь.
- Я... я подумала, может быть, вы посмотрите мое плечо, - начала она. - Вы единственный человек, которого я могу попросить, а я хотела бы убедиться. Я... я прошу прощения за то, что была груба с вами только что, но я очень устала.
Чезаре прищурился.
- Очень хорошо, снимай блузку.
Она выглядела особенно привлекательной в темно-синей блузе и узкой бежевой юбке, но Чезаре отогнал от себя эти мысли и подождал, пока она освободила плечо от одежды.
Он размотал бинт, и Эмма увидела его руку с уродливыми шрамами.
- О, Чезаре! - воскликнула она. - Как ужасно!
- Мне жаль, что это вызывает у тебя отвращение, - начал он натянуто, стараясь снять повязку так, чтобы пальцы не прикасались к ее коже. - Я как раз собирался наложить чистую повязку.
- Это не вызывает у меня отвращения, - запротестовала она. - Но вам, должно быть, ужасно больно!
Не задумываясь над тем, что она делает, она погладила его руку возле шрама.
- Ради бога, Эмма, не прикасайся ко мне, - произнес он резко.
Девушка быстро убрала руку, словно обожглась, но дыхание ее участилось, а кровь застучала в висках. По его реакции Эмма поняла - она ему совсем небезразлична, и эта ситуация была мучительно опасной.
Он освободил ее плечо от повязки и дрожащими руками повернул ее к свету, чтобы лучше рассмотреть рану.
- Все в порядке, - сказал он хрипло. - А теперь уходи отсюда.
Эмма подняла на него полный муки взгляд. Она знала, что должна уйти, но не могла сдвинуться с места. Минуты проходили, внезапно с глухим стоном он притянул ее к себе, крепко прижимая. Его жадный рот нашел ее, и Эмма скользнув руками по гладкой коже его груди, обняла его за шею.
Он целовал и целовал ее долгими страстными поцелуями, лишившими ее способности сопротивляться. Когда он наклонился и, не обращая внимания на боль в руке, поднял ее и понес к кровати, на которой спали все Чезаре с незапамятных времен, Эмма едва не потеряла сознание. Она потерялась в мире тепла и любви, из которого не было пути назад.
Один раз он посмотрел на нее потемневшими глазами и сказал с отчаяньем:
- Эмма, ты сошла с ума. Ты должна остановить меня!
- Почему? - спросила она, широко открыв глаза от недоумения и он больше не протестовал, только спрятал лицо в ее шелковистых волосах.
В это мгновение Эмма поняла, что обманывала себя, воображая, что не любит его. Она полюбила графа, как только впервые увидела. То, что она делала, было безумием, но отказаться от Чезаре было выше ее сил.
И тут, неожиданно, дверь открылась, и на пороге появилась Селеста, которая стояла, схватившись рукой за горло и глядела на них изумленными глазами.
- Ах, ты, маленькая сучка! - закричала она разъяренно. Глаза ее были полны ненависти.
Казалось, Эмма вдруг пришла в себя, потому что тотчас освободилась от объятий графа и соскользнула с огромной кровати, застегивая блузку. Чезаре перекатился на спину и сел.
- Ну, Селеста, - сказал он холодно, - ты, как всегда, вовремя.
- Объясни мне, что происходит, Видал? - спросила она едко, с трудом сдерживая себя.
Чезаре покачал головой, протянул руку за синим шелковым халатом, лежавшем на краю кровати, и надел его.
Он злился на Селесту за то, что она вообразила, будто может являться к нему в спальню без приглашения. Эмму же одолевали совсем другие мысли. Почему Селеста вошла без стука? Были ли с Чезаре любовниками, или это всего-навсего совпадение? Она выбежала из комнаты, натолкнувшись на графиню.
- О, синьора, - пробормотала она. - Прошу прощения.
- Успокойтесь, дитя мое, успокойтесь, - произнесла графиня тихо. - Не уходите. Чезаре, что здесь происходит? Двери все время открываются и закрываются... Селеста!
Селеста была вне себя от ярости. Видал не только не смутился, он даже не собирался оправдываться, а Селеста не выносила, когда ею пренебрегали.
- Графиня, - произнесла, рыдая и доставая из кармана своего стеганого халата носовой платок, Селеста. - Я только что пережила ужаснейшее потрясение! Я услышала... голоса, и отправилась искать Эмму, но ее не было в комнате. Затем я поняла, что звуки доносятся отсюда!
Во рту у Эммы пересохло.
Селеста продолжала:
- Я... я должна сказать вам, графиня. Ваш внук... и Эмма! - ее голос оборвался. - Они занимались любовью...
- Это неправда, - сказал Чезаре холодным твердым голосом.
Графиня пришла в ужас, а Чезаре тяжело вздохнул.