— Здгаствуйте, товагищ! — не вынимая рук из карманов, кивнул агенту Чмотанов и свернул за угол.
Агент, прирос к асфальту. «Докатился, — мелькнуло в его мгновенно вскипевшем мозгу. — Не зря баба пилит: не пей! Уже и Кузмичи мерещатся... ».
Чмотанов миновал Лубянки, когда далеко-далеко куранты проиграли четыре часа ночи.
Простота похищения разочаровала Ваню. К чему все приготовления, если его изощрённой изобретательности не предвидели хранители древности?
— В Египте потруднее было, — с обидой рассуждал Ваня. — Лезешь в усыпальницу к фараону и вдруг - хлоп! - плита позади падает. Или в лабиринт попадёшь, рыдай, пока не здохнешь...
Полный тоски и безучастности, Ваня выехал в Голоколамск, к знакомой вдове, его верной подруге Маняше, чтобы отдохнуть и обдумать дальнейшее. Дело предстояло трудное. Снова Чмотанов почувствовал в душе разгорающуюся любовь к риску и удаче.
* * *
Караулы сменялись. Привычно печатая шаг, усыплённые Чмотановым люди дошли до казармы и повалились на нары.
Доступ, как обычно, начался в 11 часов. В Александровском саду царила давка, но подходили к дверям тихие, благоговейно снимали шапки и парами шли мимо стеклянного ящика. Тихонько плакала старушка, мутно вглядываясь в бессмертный образ того, кто за десять дней потряс земной шар. Многие, не видя лица, полагали, что так и должно быть. Другие мысленно дорисовывали недостающие дорогие черты.
— Не останавливаемся. Пройдём скорее. — Командовал дежурный офицер Жорик.
Последней в этот день вошла супружеская чета. Должно быть, приехали они из провинции. Одеты были оба в старомодные китайские плащи из крашеного брезента.
— Скорее! — Предупредил Жорик. Они ринулись вниз, подчиняясь команде. Чета разлетелась и ударилась лбами в дверь листовой латуни. Дверь запела, словно уронили гитару.
— Тихо! — Грубо сказал Жорик.
Трепеща, чета взошла на смотровую площадку и, щурясь после белоснежной площади, приглядывалась к мумии.
— Паш! — Спросила жена шёпотом. — У него почему головы нет?
— Тихо, дура! — Супруг напряжённо оглядел ложе. Самой существенной части тела действительно не было. Пот хлынул ручьями по спине супруга. Он увидел, что лежит целых три головы, потом их стало шесть, и головы, размножившись, заполнили целиком стеклянную коробку, словно кузов машины, гружёной навалом капустой.
— Чёрт! — Глухо крикнул супруг.
— Чёрт!
Он качнулся и ударился головой об острый край гранитного парапета.
— Паша! — Закричала женщина и упала рядом с ним на колени. — Паша, прости меня! Ну, закатилась куда-нибудь, всякое бывает!
— Посетителю плохо. Нашатырь. — Скомандовал Жорик, подготовленный ко всем случаям в жизни.
— Не беспокойтесь, мадам, — нарушая устав, офицер взял под руку обезумевшую от горя женщину. — Вашему мужу окажут необходимую помощь.
— Ну, вот, ни объявления, ничего... — Всхлипывала женщина. — Лежит безголовый, а у меня муж нервный, контуженный, инвалид второй группы... В сто лет раз в Москву приедешь, дороги не знаем, ничего не знаем...
— Кто безголовый? — ледяным тоном спросил Жорик.
— Безголовый, безголовый! — зарыдала женщина, тыкая пальцем в сторону саркофага. Жорик оглянулся. Неожиданная слепота затмила взгляд. Он сбежал вниз и, приподнявшись на цыпочках, прижался носом к стеклу.
Красноватый свет. Френч. Ботинки. Всё по уставу. Протёр глаза. Головы... не было. «Как поступает настоящий офицер на моём месте?» — подумал очень медленно Жорик. Он вынул пистолет и вложил кислую сталь в рот.
— Товарищ капитан... умер товарищ, наверное.
Грохот выстрела потряс благоговейную тишину. По стеклянному торцу опустевшего саркофага, трепеща кусочками холодца, с мелкими прожилками сосудов, сползали мозги дежурного офицера.
* * *
В эту ночь Правительство не расходилось. Гарнизон развели и посадили под замок. Составили список лиц, допущенных к чрезвычайной государственной тайне. К столице были подтянуты танковые дивизии. Улицы и общественные места патрулировались агентами в штатском и переодетыми солдатами.
Ждали возникновения враждебных слухов и приготовились брать всех.