Смута новейшего времени,
или
Удивительные похождения Вани Чмотанова
Как думаешь, чем кончится тревога?
…Слыхал ли ты когда,
Чтоб мертвые из гроба выходили
Допрашивать царей, царей законных,
Назначенных, избранных всенародно?..
Почти неприметный пассажир ехал в пригородном поезде, установив в ногах кожаный чемоданчик на молнии, крепко сжимая его пятками. Это и был Ваня Чмотанов. Именно он — автор событий, потрясших весь цивилизованный мир в 197… году.
Поезд шел в город Голоколамск[2]. Пассажиров было немного. Они привычно клевали носами, просыпались, зевали и оглядывали местность, засыпанную февральским снегом.
Многие вздрогнули, когда двери в вагон отворились и вошли контролеры, щелкая компостерами.
— Ваши билеты! — просипел один, толстый и добродушного вида, с обильными пшеничными усами. Второй был тощ, с туберкулезным лицом. Он гнал перед собой безбилетницу лет пятидесяти. Она крикливо доказывала, что не могла успеть взять билета. Тощий молча подталкивал ее в спину щипчиками.
Холодок прополз в животах пассажиров. Проверка каких-никаких, а все- таки документов, без которых нет человека.
Билета не было у Вани Чмотанова. Он на мгновение смутился, но вспомнил о множестве бумажников в карманах пальто, приготовился выслушать негодование общественности и отдать трешку штрафа. Вдруг Ваню осенила идея. Он расстегнул молнию чемоданчика и, глядя в голубые глаза толстяка- контролера, поманил его пальцем.
Железнодорожник надменно поджал губы. Ладно, он тоже человек и согласится получить рубль, однако отнюдь не теряя собственного достоинства, — и он нагнулся к Ване. Пассажир, почему-то усмехнувшись, откинул крышку. На толстом слое ваты, охваченная смертным сном, в чемодане лежала… голова. Само по себе это зрелище не для слабонервных. Но если бы только это. Черты лица головы были знакомы до боли. Бородка, острые скулы, огромный покатый лоб и обширная лысина. Ваня нагло рассмеялся.
Контролер чмокнул губами и закачался. На миг лицо его посинело, как от удушья, щеки прыснули щетиной.
— Вот так билетик… — прошептал он и пробил себе компостером ноздрю.
Шатаясь, толстяк пошел навстречу тощему, обнял за плечи и с нечеловеческой силой повлек из вагона. Тощий безучастно подчинился. Ваня застегнул чемодан, глянул в окно и отдался потоку воспоминаний. Казалось, прошло сто лет, а ведь еще утром…
В тревожной юности Иван Чмотанов учился в хлебопекарном техникуме. Занимался он старательно, засиживался ночами над толстым учебником истории партии. Учителя не могли им нахвалиться. Нечего и говорить, что стипендии не хватало; Ваня кое-как сводил концы с концами. Перед защитой диплома Ваня практиковался на Опытно-показательном хлебозаводе- полуавтомате им. Урицкого[3]. Неожиданно он догадался, как можно улучшить положение с продовольствием. Каждый вечер привозили контейнеры с дрожжами в картонных коробках. Каждое утро Ваня выносил под платьем смятое в лепешку нежное светло-коричневое вещество. Теплый запах дрожжей окружал Ваню, но отравленные самогоном вахтеры (они варили его по народной технологии, «на конус», тут же, в своей будке, переделав электропечь «Чудесницу») не слышали духа выносимого продукта.
Однажды «Чудесница» сломалась. Вахтеры стояли трезвые и злые, и наивному обогащению Вани пришел конец.
— Что-то у тебя, как у бабы, раздуло! — сказал вахтер, ткнув Ваню в непомерный бюст. Вмятина от кулака так и осталась.
— Это мускульная масса! Я спортсмен! — холодея, успел прокричать студент, но с него сорвали уже пальто и потрошили разорванную рубаху. Выбрали дрожжей 74 килограмма 250 граммов и бублик. Бублик вызвал особое негодование суда и публики.
— Мало народных дрожжей подсудимому! — гремел прокурор. — Ему бублички подавай! Работать — его нет, а на сладкое тянет! — Обвинитель с возмущением тыкал пальцем в бублик, подшитый к делу в качестве вещественного доказательства.
Главным отягчающим обстоятельством было другое. Судей поразило то, что до неприличия походил Ваня на молодого Владимира Ульянова. Все видели татаро-монгольский разрез глаз, скулы, пушистые рыжие ресницы, — удивительный образ того, великого, который пошел другим путем[4] так далеко. Этого сходства Чмотанову простить не могли, хотя никто не высказал вслух и намека; да никто себе и не сознался. Ваня получил десять лет.
1
Эпиграф — строки из трагедии «Борис Годунов» (1825). Создана А. С. Пушкиным под впечатлением от сочинения историка Николая Карамзина «История Государства Российского». Сюжет пьесы вращается вокруг несчастливого царствования Бориса Годунова (1598-1605), в конце которого в Московском царстве началась череда потрясений, а затем и полномасштабная гражданская война 1604-1613 гг., поставившая государство на грань гибели. Этот период вошёл в историю России под названием Смутного времени.
«Борис Годунов» считается самым популярным из всех драматических произведений А. С. Пушкина, не утратившим своей актуальности и сегодня, почти через два столетия после её написания.
2
Голоколамск — имеется в виду городок Волоколамск, районный центр Московской области. Находясь за пределами запретной для проживания ранее судимых советских граждан стокилометровой зоны вокруг столицы, Волоколамск (наряду с Коломной, Можайском и Александровом Владимирской области), в коммунистические времена служил прибежищем разного рода «подозрительного элемента».
Значительную часть 15-тысячного (в 1970 г.) населения Волоколамска составляли вышедшие на волю лагерники и административно высланные «на 101-й километр» из Москвы.
3
Моисей Урицкий (1873-1918) — большевик (перебежавший из меньшевиков), один из организаторов Октябрьского переворота 1917 г. в Петрограде. С марта 1918 г., после бегства главарей большевистского режима в Москву, возглавлял Петроградскую ВЧК. Под руководством Урицкого чекисты развернули в городе террор против мирного населения, не желавшего признавать легитимность узурпаторов в ласти. 30 августа 1918 г . застрелен поэтом Леонидом Канегиссером (1896-1918, расстрелян). Большевики провозгласили убитого чекиста «мучеником революции» и всячески старались увековечить память Урицкого, называя его именем городки, площади, улицы, переулки, а также различные заводы, фабрики и прочие учреждения, не имевшие к жизни «мученика» ни малейшего отношения.
4
Согласно широко распространённой в коммунистические времена официальной легенде, 17-летний Владимир Ульянов, узнав о казни ( через повешение) своего старшего брата Александра (1866-1887), осужденного по обвинению в подготовке цареубийства — покушения на жизнь российского императора Александра III Миротворца — воскликнул: «А мы пойдём другим путём!» По толкованию советскими пропагандистами-интерпретаторами, смысл этой якобы произнесённой молодым Ульяновым фразы состоял в том, что он изначально отверг для себя и своих соратников по будущей пролетарской революции метод индивидуального террора, который исповедовали террористы-народовольцы, в том числе и его старший брат. Вне зависимости от того, была ли в действительности произнесена эта фраза или нет, будущее показало, что Ульянов-Ленин и его приспешники действительно пошли другим путём: после захвата власти в России в 1917 г. они взяли на вооружение метод террора массового.