А за крестьянство, товарищи, не беспокойтесь. Свободный труд на государственной земле – ибо чем крестьяне хуже рабочих? – позволит нам решить все проблемы.
Он размашисто подписал последний приказ в пачке, прихлопнул ладонью.
– Выполняйте ваш долг, товарищи командиры.
На всём тысячевёрстном фронте от Днепра до Дона в эти короткие летние ночи наступило непонятное, пугающее затишье. Добровольческая армия словно бы выдохлась и уже не пыталась нигде атаковать. Напротив, её поредевшие части усердно копали землю, прокладывая траншеи, оборудуя пулемётные гнёзда и позиции артиллерийских батарей.
Обо всём этом красные части старательно докладывали с фронта – и телеграммами, и «секретными пакетами», написанными то аккуратным почерком старого военспеца, то чернильным карандашом не шибко грамотного краскома, выдвинувшегося из самых низов.
– Что это значит? – ломал голову Сиверс, склоняясь над картой, рассечённой паутиной синих и красных линий.
– Ничего необычного, товарищ комфронта, – хладнокровно заметила Ирина Ивановна. – Наступательный потенциал добровольцев выдохся, самые воодушевлённые их части пытаются восполнить потери. Вдобавок не могу не сказать – белые старательно укрепляются на всех направлениях нашего грядущего наступления. Я бы сказала – наверняка не обошлось без сведений из нашего штаба. Или от комдивов. Всё-таки всецело доверять военспецам… особенно таким, как, скажем, комдив Ямпольский…
– У вас есть какие-то сведения по Ямпольскому? – вскинул голову Сиверс.
– Ничего себе «какие-то»! Я ведь, товарищ комфронта, служила в том же корпусе, что и он. Разве вы не смотрели его личное дело? Перед тем как назначить на дивизию?
Сиверс смешался.
– Конечно, смотрел! Но что ж тут такого? Военспецов у нас теперь много. Громадное большинство вполне честно воюют… не без заложников, конечно, но это было необходимо. Тем более что и расстреливать почти никого не пришлось. А верность огромного числа бывших офицеров это обеспечило.
– Угроза, как говорят шахматисты, сильнее её исполнения, – кивнула Ирина Ивановна. – Вот только в корпусе этот Ямпольский был самым что ни на есть ярым монархистом, «За веру, царя и отечество!» орал при каждом удобном случае. Не верю я таким, которые со всем пылом и нашим, и вашим. А сейчас его послушаешь – так чуть ли не старый большевик.
– А вы, товарищ Шульц? – прищурился Сиверс. – Вы не такая, выходит? Вы ж тоже в кадетском корпусе служили!
– Служила. Никогда этого не скрывала. Потому что с детства по лагерям да по гарнизонам. Среди солдат выросла. Отец у меня лямку армейскую всю жизнь тянул, ни чинов, ни богатств не выслужил. А я новобранцев грамоте учила, ещё девчонкой будучи. Так что в кадетский корпус пойти – для меня как продолжение всё той же жизни. От гимназии ничем не отличалось. Такие же мальчишки, только в форму одетые. А вот господин-товарищ Ямпольский до полковника дослужился. Сами понимаете, товарищ Сиверс, этакие погоны не сами на плечи прилетают.
– Ну, то есть никакого конкретного материала у вас на него нет, товарищ Шульц?
– Был бы конкретный материал, так комдив Ямпольский уже именовался бы «бывшим комдивом» и давал показания следователям ВЧК.
– Суровая вы барышня, Ирина Ивановна…
– Я не барышня. Я товарищ комполка.
– Но раз материала нет, товарищ комполка, ничего по отношению к комдиву Ямпольскому мы предпринимать не станем. Дивизия его дерётся хорошо. Позиции не сдаёт. Перебежчиков на сторону белых очень мало…
– Воля ваша, товарищ командующий. Мой долг был доложить вам.