олностью устранить собственные объяснения значит, по сути, устранить всякий исследовательский текст и осуществить публикацию источника (так как даже подробный пересказ текста является его модернизацией и - в определенной степени - моделью объяснения). Однако публикация памятника, в свою очередь, не приведет к пониманию заключенных в нем смыслов, поскольку они останутся скрытыми от читателя - представителя иной культуры без сопутствующих объяснений, данных историком. Сказанное, однако, отнюдь не означает, что всякие объяснения исследователя равноценны и практика понимания недостижима. Если понимать под беспредпосылочностью не полное устранение логики историка из создаваемого им текста (что, безусловно, невозможно и не нужно), а установку на редуцирование объяснительных моделей, внеположных изучаемой культуре, подавляющих имманентные смыслы памятника и подчиняющих себе авторскую логику, то этот принцип окажется лишь общей «идеальной целью», исходным основанием работ, направленных на реконструкцию источниковых смыслов. Без подобной установки любая «понимающая текстология» вряд ли будет осуществима.17 По мысли А.Ф. Лосева, «история есть самосознание, становящееся, то есть нарождающееся, зреющее и умирающее самосознание», выраженное в слове как «форме исторического бытия личности». История рождает не только картины фактов, но и слова о фактах, и именно здесь функционирует мифическое сознание автора, создателя источника. «Миф не есть историческое событие как таковое, но он всегда есть слово, - писал А.Ф. Лосев. - ...Кратко: миф есть в словах данная личностная история». Именно в мифе, выраженном словесно, проявляется личность человека прошлого во всем ее своеобразии, в нем историческое бытие «возведено до степени самосознания» (Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990. С. 534-535).18 Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. М., 2002. С. 8. Отметим, что, осуществляя реконструкцию смысловых коллизий культуры, историк в некоторых случаях переходит к объяснению «реальных действий» исторических лиц через изученные системы представлений, не разделяя эти методологические практики, что очевидным образом увеличивает опасность противоречий в утверждениях. Ср., например, объяснения реальных мотивов работников, устроивших «кошачье побоище» - историк последовательно предлагает четыре по сути разные версии произошедшего (Там же. С. 114-119).19 Топос - общее место, устойчивая (традиционная) формула, повторяющийся элемент описания. Топосную природу может иметь мотив или образ, сюжет или идея. Признаком топоса, в определении Т.Р. Руди, является повторяемость и устойчивость (в диалектическом единстве с развитием), а также закрепленность за определенным элементом композиции (Руди Т.Р. Топика русских Житий (вопросы типологии) // Русская агиография: Исследования. Публикации. Полемика. СПб., 2005. С. 59-64). Последнее, впрочем, вряд ли можно причислить к базовым признакам топоса: в средневековой книжности устойчивые формулы воспроизводились в различных фрагментах композиции и присутствовали в источниках, совершенно разных по происхождению и жанру.20 Различные классификации цитат в древнерусских текстах: по способам введения в текст, выполняемым функциям (этикетные, коммуникативные, морально-дидактические) См., например: Герасимова Н.М. Поэтика «Жития» протопопа Аввакума. СПб., 1993. С. 11-12; 33-48; Она же. О поэтике цитат в «Житии» протопопа Аввакума // ТОДРЛ. Т. 48. СПб., 1993. С. 317; Двинятин Ф.Н. Традиционный текст в торжественных словах Кирилла Туровского // ГДЛ. Сб. 8. М., 1995. С. 83-85; Севастьянова С.К. Эпистолярное наследие патриарха Никона: Переписка с современниками: Исследование и тексты. М., 2007. С. 261-303 (там же см. перечень работ по теме, с. 299).21 Так, из известных мировых мыслителей ее разрабатывали: Ф.В. Шеллинг, В. Гумбольдт, А.А. Потебня, П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев, К.-Г. Юнг, Э. Кассирер и другие (см.: Камчатное A.M. О символическом истолковании семантической эволюции слов ЛИЦЕ и ОБРАЗЪ // ГДЛ. Сб. 5. М., 1992. С. 285).22 Ковтун Л.С. Русская лексикография эпохи Средневековья. М.; Л., 1963. С. 160-161. Цит. по: Герасимова Н.М. Поэтика «Жития» протопопа Аввакума. С. 4-5. По словам В.В. Колесова, символ есть «свернутый миф», который необходимо раскрывать для «непосвященных» (Колесов В.В. Слово и дело: Из истории русских слов. СПб., 2004. С. 34-35).23 Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 72-73.24 См.: Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 162, 176-178.25 Аверинцев С.С. Символ // Краткая литературная энциклопедия. Т. 6. М., 1971. С. 826.26 Там же. С. 827.27 «Культурно-семиотический подход к истории предполагает апелляцию к внутренней точке зрения самих участников исторического процесса: значимым признается то, что является значимым с их точки зрения. Такой подход предполагает, в свою очередь, реконструкцию системы представлений, обусловливающих как восприятие тех или иных событий, так и реакцию на эти события» (Успенский Б.А. История и семиотика. С. 11).28 В последние столетия история Смуты XVII в. с достаточной периодичностью оказывалась в центре общественного (и вслед за этим научного) внимания. О всплеске интереса к событиям и лицам Смутного времени в конце XVIII - начале XIX в. (в связи с окончательным разделом Польши и противостоянием Наполеону) см.: Зорин А.Л. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети XIX века. М., 2004. С. 159-186. В начале XX в. появление многих исследовательских работ было вызвано празднованием 300-летия Дома Романовых (1913 г.). Последний по времени пик интереса к Смуте хронологически совпал с решением о введении в 2005 г. государственного праздника 4 Ноября (день освобождения Москвы от поляков, рассматриваемый, в частности, как День народного единства, «конец Смуты»; в дореволюционной России последнее связывалось с датой избрания на престол М.Ф. Романова). Из последних публикаций о Смутном времени см.: Кобзарева Е.И. Шведская оккупация Новгорода в период Смуты XVII века. М., 2005; Козача А.С. Земские соборы Смутного времени. М., 2004; Козляков В.Н. Смута в России: XVII в. М., 2007; Кретов А.В. Роль Русской православной церкви в освободительном движении в эпоху Смутного времени начала XVII века: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Н. Новг., 2000; Логинова А.С. Отражение самозванчества в русской публицистике первой трети XVII века // Россия и Запад: Проблемы истории и культуры: Сб. науч. трудов. Нижневартовск, 2003; Она же. Провинциальные «лжецаревичи» Смутного времени и отражение самозванничества в русской общественной мысли первой трети XVII века: Автореф. дис.... канд. ист. наук. Тюмень, 2004; Нефедов С.А., Даннинг Ч. К новой интерпретации социально-экономических предпосылок Смутного времени // Социальные трансформации в Российской истории: Докл. междунар. науч. конф. Екатеринбург, 2-3 июля 2004. Ек.; М., 2004: Флоря Б.Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М., 2005; Он же. О приговоре первого ополчения // Исторические записки. М., 2005. № 8 (126); и др.29 Перечислим ряд известных трудов, посвященных эпохе и отражающих общую эволюцию взглядов на природу Смуты в историографии: Буганов В.И. Крестьянские войны в России, ХVІІ-ХVIII вв. М., 1976; Бутурлин Д. История Смутного времени в России в начале XVII века: В 3 ч. СПб., 1839-1846; Валишевский К.Ф. Смутное время. СПб., 1911; Васенко П.Г. Смута ХVІ-ХVІІ века в Московском государстве и Нижнем Новгороде. СПб., 1912; Он же. Бояре Романовы и воцарение Михаила Федоровича. СПб., 1913; Он же. Общественное разложение в Смутное время // Русское прошлое. Т. 5. Пг.; М., 1923; Готье Ю.В. Смутное время: Очерк истории революционных движений начала XVII столетия. М., 1921; Зимин А.А. В канун грозных потрясений: Предпосылки первой крестьянской войны в России. М., 1986; Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975; Костомаров Н.И. Смутное время в Московском государстве. СПб., 1904 (впервые опубликовано в 1866 г.); Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584-1605 гг.). СПб., 1992; Платонов С.Ф. Борис Годунов. Пг., 1921; Он же. Очерки по истории смуты в Московском государстве ХVІ-ХVІІ вв.: Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время. СПб., 1899; Он же. Смутное время: Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве XVI и XVII вв. Пб., 1923; Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М., 1978; Он же. Василий Шуйский. М., 2002; Он же. Россия в начале XVII века. «Смута». М., 1988; Он же. Смута в России в начале XVII века. Иван Болотников. Л., 1988; Он же. Три Лжедмитрия. М., 2003; Смирнов И.И. Восстание Болотникова 1606-1607. М., 1951; Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. М., 1990; Он же. Труды по истории государева двора в России ХVІ-ХVІІ вв. М., 2004; Тихомиров М.Н. Классовая борьба в России XVII в. М., 1969; Тюменцев И.О. Смута в России в начале XVII столетия: Движение Лжедмитрия. Волгоград, 1999; Ульяновский В.И. Смутное время. М.,2006; Фирсов Н.Н. Крестьянская революция на Руси в начале XVII века. М., 1927; Dunning Ch.S.L. Russia's First Civil War: The Time of Troubles and the Founding of the Romanov Dynasty. University Park, 2001; Perrie M. Pretenders and popular monarchism in early modern Russia. Cambridge, 1995. См. также обзор историографии: Dunning Ch.S.L. Crisis, Conjuncture, and the Causes of the Time of Troubles // Harvard Ukrainian Studies. Cambridge (Mass.), 1995. Vol. 19. P. 97-119.30 Каждый том включал в качестве приложений грамоты Смутного времени; их публикации в соответствующих томах собраний древних актов (СГГД, АН, ААЭ) происходили несколько ранее.31 См. подробнее: Лисейцев Д.В. Смутное время: происхождение, содержание и хронологические рамки понятия // Сб. РИО. Т. 8 (156). М., 2003. С. 318-319.32 Практически в одно время с выходом книги Д. Бутурлина была издана работа Д.П. Голохвастова «Замечания об осаде Троице-Сергиева монастыря 1608-1610 гг. и описание оной историками XVII, XVIII и XIX столетий» (М., 1842), дополненная через два года ответом на появившиеся рецензии. Помимо источниковедческих аспектов (см. ниже) в завязавшейся дискуссии особое место занимал вопрос о личности автора и объективности сообщаемых им сведений: Д.П. Голохвастов считал Палицына ловким общественным деятелем, «Историю» - памятником «не вполне надежным», «духовно-исторической эпопеей», не преследующей цели «объективного летописания»; А.В. Горский возражал, что Палицын все же стремился передать «чистую истину» (спор был продолжен И.Е. Забелиным и Н.И. Костомаровым). С.И. Кедров впоследствии стремился реабилитировать троицкого келаря как героя Смуты, утверждая, что «История» - «искренний и правдивый памятник», хотя и созданный с субъективными целями. (Ср. характерное утверждение историка: «Единственно верный и истинный взгляд на события того времени действительно высказал только троицкий келарь... правдивым речам которого, к сожалению, некоторые не хотят придавать никакого значения».) С.Ф. Платонов также не разделял позицию Голохвастова и Костомарова (см. подробнее: Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., 1913. С. 213-220; Кедров С.И. Авраамий Палицын. М., 1880. С. 1-6,104).33 С.Ф. Платонов высказал мнение о том, что Тимофеев (как и Палицын) являлся не летописцем, но в большей степени общественно-политическим деятелем и моралистом, не стремившимся к «фактической полноте показаний»; впоследствии, однако, историк подчеркивал установку автора «Временника» на точность и объективность в передаче фактов. В.О. Ключевский утверждал, что рассуждения об исторических явлениях не являются пропагандой и не превращают книжников из историков в идеологов. Ср. позицию П.М. Строева, охарактеризовавшего труд Ивана Тимофеева как «пустословие» (Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести... С. 166-167, 170-171; Васенко П.Г. Дьяк Иван Тимофеев, автор «Временника» (К истории перелома в развитии древнерусской исторической мысли): Извлечение из Журнала Министерства народного просвещения за 1908 г. СПб., 1908. С. 3-8).34 См.: Васенко П.Г. Дьяк Иван Тимофеев. С. 9-20, 29-34.35 Яковлев А.И. «Безумное молчание» (Причины Смуты по взглядам современников) // Сборник статей, посвященных В.О. Ключевскому. Ч. 2. М., 1909. С. 678.36 Там же. С. 653.37 Там же. С. 678. Ср. суждения Яковлева о том, что в «Видениях», активно распространявшихся с 1606 г., еще нет «логического фронта и логической твердости», что Иван Тимофеев определенно высказывал мысль об общественной вине, однако «нельзя сказать, чтобы на всем протяжении "Временника" Тимофеев держался на уровне мысли, столь отчетливо развитой им в заключении», что Палицын также не «усвоил себе эту новую мысль прочно и твердо» и т. д. (Там же.С. 659-665).38 Отметим, что выводы и метод А.И. Яковлева оказались поддержаны рядом исследователей. Л.Е. Морозова полагает, что вопрос о «карах» как причине Смуты рассмотрен у А.И. Яковлева очень хорошо (Морозова Л.E. Смута начала XVII века глазами современников. М., 2000. С. 161); М.А. Коротченко «руководствуется методом», предложенным Яковлевым для анализа источниковых смыслов (Коротченко М.А. Публицистика смутного времени (Проблематика, проблема авторской позиции; влияние церковной публицистики конца XV - начала XVI в.): Автореф. дис.... канд. филол. наук. М., 1998. С. 6). Ср. близкие к заключениям Яковлева выводы Б.В. Кузнецова и А.С. Логиновой: Кузнецов Б.В. Грех как историческая причина в представлениях современников Смуты // Менталитет и политическое развитие России. М., 1996. С. 45, 48; Логинова А.С. Летописцы первой половины XVII века о самозванцах Смутного времени // Россия и Запад. Проблемы истории и филологии: Сб. науч. трудов. Ч. 1. Нижневартовск, 2002. С. 37.39 Как отмечал но этому поводу Д. Роуланд, «the legal-institutional approach which he brought to the problem led him to treat the tales as a negative echo of ideas he had found elsewhere». Rowland D.B. The Problem of Advice in Muscovite Tales about the Time of Troubles // Russian History. Vol. 6, part 2. 1979. P. 260, 277-278. См. также: Ключевский B.O. Сочинения: В 8 т. Т. 3. М., 1957. С. 66-88.40 Ср. характерные заключения А.И. Яковлева: «Это уже не заученная фраза, а не совсем ловкое и удачное усилие мысли. Они стали размышлять!»; «Вся эта философия "греха" столь же неуклюжа и примитивна, как орудия их хозяйства» и т. п. (Яковлев А.И. Указ. соч. С. 655, 659-665).41 В духе времени идеи публицистов зачастую рассматривались в социально-экономическом аспекте; в то же время в ряде работ были очерчены немаловажные представления книжников начала XVII в. (см. ниже).42 Относительно проблем, затронутых Яковлевым (общественная воля/общественное право в осознании книжников), Я.Г. Солодкин пришел к более корректным выводам: воля Бога «выражается в общенародной воле и таким образом приобретает значение исторического фактора»; «провиденциализм и в начале XVII века оставался методологией истории», при том, что роль нравственных качеств человека несомненно возросла (см.: Солодкин Я.Г. Философско-исторические взгляды Авраамия Палицына // Историографический сборник. Вып. 10. Саратов, 1983. С. 50-54, 62). Ср. также работу, посвященную общественным представлениям Палицына, прежде всего социальным категориям, упомянутым в «Истории»: Солодкин Я.Г. О некоторых аспектах мировоззрения Авраамия Палицына (из истории общественной мысли начала XVII века) // Философия и культура: Сб. науч. тр. Екатеринбург; Нижневартовск, 1996.43 Солодкин Я.Г. «Временник» Ивана Тимофеева: Источниковедческое исследование. Нижневартовск, 2002.44 Там же. С. 4.45 Там же. 46 Морозова Л.E. Смутное время в России. М., 1990. С. 4.47 Так, задаваясь вопросом «что такое Смута?», историк отвечает на него, описывая фактологию - систематизированные наукой сообщения о событиях, происходивших от смерти Ивана Грозного до заключения Деулинского перемирия. Сами временные рамки никак не обоснованы источниками, дальнейшие сведения о том, что такое Смута, читатель также получает не из описаний ее современников, а из фактологических представлений исследователя. Подобным образом решается и проблемный вопрос о конце «великого смущения»: «Обстановка в стране нормализовывается. Смутное время закончилось», - утверждает Морозова (Там же. С. 13).48 Там же. С. 23, 27.49 Там же. С. 31-32. Интересно, что Окончательная редакция первых глав «Истории» Авраамия Палицына представляет, по мнению автора, всего лишь «краткую хронику событий конца XVI - начала XVII в.». Отсутствие герменевтического анализа средневекового текста приводит к закономерному результату: глубокие объяснения книжника остаются здесь попросту незамеченными (Там же. С. 40).50 Так происходит, в частности, с известными сочинениями Ивана Тимофеева и Ивана Хворостинина.51 Так, анализ «Словес» Хворостинина начинается с утверждения о том, что памятник сохранился в единственном списке, в то время как о существовании трех других, хранящихся в российских архивах и в Копенгагене, широко известно (Морозова Л.Е. Смута начала XVII века глазами современников. М, 2000. С. 340). Информация, вероятно, позаимствована автором из работ С.Ф. Платонова (ср.: Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести... С. 231); в 1909 г. текст известного исследователю списка РНБ Q.IV.172 был опубликован в 13-м томе РИБ. Вместе с тем уже в популярной серии ПЛДР (М, 1987) публикация «Словес» была выполнена на основе копенгагенского списка и списка РНБ. В рецензии на книгу Л.Е. Морозовой Я.Г. Солодкин выявил в исследовании массу противоречий, фактических ошибок, ошибок в передаче историографических идей, библиографическихнеточностей и т. п. (см.: Солодкин Я.Г. [Рецензия] // Вопросы истории. М., 2002. № 3. С. 168-171. Рец. на кн.: Морозова Л.Е. Смута начала XVII века глазами современников. М., 2000. Ср. критику B.Н. Козлякова, посвященную последней работе Л.Е. Морозовой: Козляков В.Н. [Рецензия] // Отечественные архивы. М., 2006. № 2. C. 109-113. Рец. на кн.: Морозова Л.Е. Россия на пути из Смуты: Избрание на царство Михаила Федоровича. М., 2005.52 См.: Коротченко М.А. Публицистика смутного времени: Проблематика, проблема авторской позиции; влияние церковной публицистики конца XV - начала XVI в.: Дис.... канд. филол. наук. М., 1998; см. также автореферат (М., 1998); Она же. Влияние сочинений Иосифа Волоцкого на исторические повести о Смутном времени // ГДЛ. Сб. 10. М., 2000.53 Ср. характерное замечание автора: «...даже если публицист не выделяет своеволия-самосмышления-самовластия в отдельную проблему, все равно в основе его рассуждений о человеческой природе лежит понимание этого греха как первопричины разделения личности» (курсив мой. - Д. А.). (Коротченко М.А. Публицистика смутного времени: Дис. ... канд. филол. наук. С. 34. Ср.: Она же. Публицистика смутного времени... Автореф. дис... С. 8-9.)54 Малоубедительными представляются также интерпретации текстов на основе исследовательских представлений о «феодально-сословной организации» общества, «нецарском поведении» и т. д. (Коротченко М.А. Публицистика смутного времени... Дис. ... канд. филол. наук. С. 52-53). Внешняя оценочность достаточно ярко проявляется в работе (ср. вывод о том, что мир средневекового человека «сложен для понимания, нелеп и абсурден»). Ряд утверждений автора представляется ошибочным. Так, но мнению М.А. Коротченко, Хворостинин - «единственный публицист, который хвалит Годунова за милостыню во время голода 1601-1603 годов» и дает Борису высокую оценку. Объяснения Хворостинина, однако, традиционны для книжности эпохи (см.: Коротченко М.А. Публицистика смутного времени... Дис.... канд. филол. наук. С. 62, 76). Клятва Годунова, описанная Палицыным, свидетельствует, как считает Коротченко, о «нелепом» поведении царя и еретичестве Бориса, однако автор «Истории» был далек от подобной мысли (Коротченко М.А. Влияние сочинений Иосифа Волоцкого... С. 418; подробнее см. гл. 1).55 Коротченко М.А. Влияние сочинений Иосифа Волоцкого... С. 401-402.56 Так, утверждается, что на сочинение Палицына повлияла теория Волоцкого о царе-мучителе, однако описания Годунова, приводимые в качестве иллюстрации, никак не свидетельствуют в пользу этого предположения (приводятся эпизоды с изнесением икон к Новодевичьему монастырю и «публицистическим шагом» (клятвой) Годунова во время венчания). Отмеченное «родство» образов папы Римского и митрополита Зосимы в сочинениях Палицына и Иосифа Волоцкого основано на использовании авторами общих топосов книжности (сравнение со змеем, использование понятия «мерзость запустения») и т. п.57 Коротченко М.А. Влияние сочинений Иосифа Волоцкого... С. 407.58 Там же. С. 411.59 См. также статью М.А. Коротченко, посвященную композиционной роли повторяющихся мотивов в «Истории» Палицына. Проводя литературоведческий анализ текста (проблемы сюжета, композиции и др.), автор делает ряд весьма рискованных утверждений. Так, город оказывается, по мнению исследовательницы, «сакральным местом», где «проявляется истинная сущность людей», в то время как «сакральное пространство монастыря» определяется «символическим значением стены». Образ последней играет, по предположению Коротченко, «композиционнообразующую роль» в «Истории», при этом монастырь, если следовать логике автора, оказывается святым («сакральным») местом именно в силу того, что он обнесен стеной... (Коротченко М.А. Композиционная роль повторяющихся мотивов в «Истории в память предидущим родом» Авраамия Палицына // Вестник общества исследователей Древней Руси за 2000 год. М., 2002. С. 20-30). Ср. также работу Е.В. Логуновой, посвященную концепции власти в книжности Смуты. Отмечая иосифлянскую традицию осуждения монархов у Палицына и Тимофеева, исследовательница утверждает, что, по словам Иосифа Волоцкого, царь - «богоравное существо». Очевидно, что подобная, нелепая для христианства мысль была чужда игумену, причисленному к лику святых (о наименовании людей / царей богами в средневековой книжности и у Волоцкого см. ниже) (Логунова Е.В. Аллегория власти в позднее русское Средневековье (Смутное время) // Культурология: Дайджест. М., 2005. № 3 (34). С. 96, 98).60 Работа в целом сводится к пересказу общих идей исследовательской литературы ХІХ-ХХ вв.: в духовном мире людей борются добро и зло, причины Смуты перемещаются из «области сакральной» в «область ментальную» и социальную и т. п. (Пушкарев Л.H. Ментальность русского общественного сознания на рубеже ХVІ-ХVІІ веков (эпоха Смуты) // Ментальность в эпохи потрясений и преобразований. М., 2003. С. 11-15.)61 Исследователь стремится изучить на материале источников Смуты «историю сокровенных движений души», видоизменения в веках «гармонического комплекса архетипов». Архетипическая теория Юнга дает основания для выявления инвариантов, присущих разным социумам, однако игнорирование оригинального смыслового пространства изучаемой культуры приводит к созданию ряда неверифицируемых утверждений. Так, наименование Лжедмитрия «праведным солнцем» означает, по мнению автора, что «царь предстает как воплощение старейшины-первопредка». Предложенная трактовка не учитывает смыслового наполнения понятия, актуального для создателей источников (об эпитетах самозванца см. гл. 2). (Гордеев Н.П. Реформаторство и самозванство в России ХVІІ-ХVIII веков как культурно-исторический феномен. М, 2003. С. 35, 49-52 и далее.)62 Шалак М.Е. Смута и общественная мысль XVII века: суждения, оценки, концепции: Автореф. дис.... канд. ист. наук. Ростов-н/Д., 2004.С. 8-9.63 Так, объяснения современников признаны Шалаком «фантастическими схемами», сквозь которые начинает прорываться «здравый смысл» (Там же. С. 19-20). Многие выводы диссертации повторяют известные идеи и оценки историков ХІХ-ХХ вв. Мысль о сочетании провиденциализма со свободной волей людей была раскрыта Я.Г. Солодкиным (Солодкин Я.Г. Философско-исторические взгляды Авраамия Палицына. С. 50-62). Идея о сложности и неоднозначности образов правителей, созданных публицистами Смуты, является общим местом историографии Смутного времени (см., например: Лихачев Д.С. Проблемы характера в исторических произведениях начала XVII века // ТОДРЛ. Т. 8. Л., 1951. С. 220-234; Он же. Человек в литературе Древней Руси. М., 2006. С 11-24; Елеонская А.С. Русская публицистика второй половины XVII века. М., 1978. С. 132; Buschkovitch Р. Religion and Society in Russia, the Sixteenth and Seventeenth Centuries. N. Y.; Oxford, 1992. P. 132; Пушкарев Л.Н. История в общественном сознании России XVII в. // Вопросы истории. М., 1997. № 9. С. 36-37; Черная Л.А. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. М., 1999. С. 53-57; и др.).64 Утверждается, к примеру, что в отличие от избрания Годунова и Шуйского, избрание Романова «считалось таким же законным делом в сознании народа, как если бы это был истинный, наследственный царь» (Шалак М.Е. Смута и общественная мысль XVII века. С. 18). На чем основан вывод, остается не ясным: объяснения «избирательных» памятников Романова не проанализированы и не сопоставлены с объяснениями памятников 1598 и 1606 гг.; вместе с тем высказывания людей XVII в. о принципиальном отличии новой династии («мужичьих сынов») от прервавшегося рода прирожденных государей хорошо известны (см., например: Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М., 2000. С. 53-54). Характерны также утверждения М.Е. Шалака о «противоречиях» в оценках Бориса современниками (с. 16), свидетельствующие о непонимании логики изучаемых памятников (см. гл. 1).65 См., например: Шалак М.Е. Царствующие особы смутного времени в оценке русских современников // Рубикон: Сб. науч. работ молодых ученых. Вып. 20. Ростов-н/Д, 2002. С. 35-39. В статье утверждается, что у современников Смуты преобладает «положительная оценка на политику (sic. - Д. А.) Годунова» (с. 37), что богоизбранность царя «возможно... даже не так была уж важна» и т. п. Выводы мало соотносятся с источниковым материалом (см. также: Шалак М.Е. Смутное время в оценках русских современников и историческое сознание российского общества XVII века // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион: Общественные науки. Ростов-н/Д, 2004. № 1 . С. 36-40; Он же. Князь Хворостинин - создатель образа русской Смуты // Человек второго плана в истории. Вып. 2. Ростов-н/Д, 2005).66 См., например: Ульяновский В.И. Духовник Самозванца архимандрит Исайя: миссия молчания // Мир православия: Сб. науч. ст. Вып. 3. Волгоград, 2000. С. 87-100; Он же. «Сакральный мир» Лжедмитрия I в контексте русской, украинской и польской систем религиозности // Украіна та Росія: проблеми політичних і соціокультурних відносик. Киів, 2003. С. 370-410; Он же. Царское венчание Лжедмитрия I: между Западом и Востоком? // Россия Х?-Х?ІІІ столетий. Волгоград; СПб., 2001. С. 75-90.67 См.: Ульяновский В.И. Духовник Самозванца... С. 87. В.И. Ульяновский усматривает драматизм ситуации современной историографии в попытках выдать «фасадные» исторические реконструкции за «реальное», «точное» и даже «правдивое» отображение «всей полноты жизни прошлого». С кем ведется подобный спор, не совсем ясно, однако полноту картины автор стремится восстановить вполне традиционными методами, безусловно господствовавшими в исторической науке последних веков и в свою очередь создавшими здесь «перекос» благодаря частому пренебрежению «фасадом» источниковых смыслов. Выдвижение новых объяснительных построений не приводит к качественному изменению ситуации: «синусоидная интерпретация» индивидуальной религиозности Лжедмитрия, предположения о внутренних побуждениях самозванца при выборе духовника (Исайи Лукошко), который в будущем, по мнению историка, «молчал, но и не раскаивался в своей прошлой миссии» (Он же. Духовник Самозванца... С. 95-96.) и т. д., по словам самого автора, представляются гипотетическим знанием (Он же. «Сакральный мир» Лжедмитрия I... С. 371). Подобная стратегия, в свою очередь, очевидно не может претендовать на реконструкцию «всей полноты» (?) прошлого.68 Ульяновский В.И. Смутное время. С. 9.69 Ср. обоснование подобной стратегии у Д. Роуленд: «In addition, rather than tracing a few themes in many sources, I have traced a larger number of themes in a few sources. This method makes it easier to keep in mind the context of each individual source and to avoid some of the distortions which result when the historian's spotlight is focused too narrowly on just a few passages of a given text» (Rowland D.B. The Problem of Advice... P. 263-264).70 «Временник» традиционно называют «самым любопытным публицистическим произведением Смуты» (см., например: Солодкин Я.Г. Летописная традиция во Временнике Ивана Тимофеева // Тюменский исторический сборник. Вып. 8. Тюмень, 2005. С. 115).71 См.: Попов А.Н. Обзор хронографов русской редакции. Вып. 2. М., 1866. С. 147-148, 207-214; см. также: Черепнин Л.В. «Смута» и историография XVII в. (из истории древнерусского летописания) // Исторические записки. М., 1945. № 14. С. 97-103.72 Добровольным ли было пострижение Палицына, неизвестно. С.И. Кедров считал, что постриг не являлся частью опалы, И.О. Тюменцев предполагал связь опалы и пострига с заговором против Шуйских, Я.Г. Солодкин указывал на то, что маленький чин Палицына вряд ли делал его фигурой, причастной опале знатных бояр (см.: Кедров С.И. Указ. соч. С. 12; Державина O.A. «Сказание» Авраамия Палицына и его автор // «Сказание» Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 22-23; Тюменцев И.О. Авраамий Палицын - портрет писателя и церковного деятеля Смутного времени / / Мир православия. Вып. 3. Волгоград,2000. С. 87-88).73 СККДР. Вып. 3, ч. 1. СПб., 1992. С. 36-37.74 Я.Г. Солодкин, основываясь на тексте «Истории», предполагает, что Палицын изменил отношение к Шуйскому в связи с конфискацией казны монастыря и, возможно, приложил руку к сведению Шуйского с престола. И.О. Тюменцев не соглашается с подобной версией, как происходящей из поздних источников (Тюменцев И.О. Авраамий Палицын... С. 111-113). Отметим, что сам Палицын, несмотря на порицание Шуйского в «Истории», ярко осуждал людей за низложение царя.75 См., например, Державина O.A. «Сказание» Авраамия Палицына и его автор. С. 25; Кедров С.И. Указ. соч. С. 59.76 Тюменцев И.О. Авраамий Палицын... С. 119.77 В этом вопросе мнения историков также разделяются: некоторые считают это ссылкой, осуществленной по воле Филарета, не простившего Палицыну отъезд из лагеря Сигизмунда, другие (С.И. Кедров, Я.Г. Солодкин) предполагают, что Авраамий уехал по собственному желанию (см.: Кедров С.И. Указ. соч. С. 188-190; Тюменцев И.О. Авраамий Палицын... С. 121; СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 37).78 Помимо «Истории» и Троицких посланий Палицыну принадлежит «утешительное послание» Дионисию; с меньшей степенью убедительности келарю приписывали ряд других текстов (см. подробнее: СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 37-38; см. также: Солодкин Я.Г. О дате смерти Авраамия Палицына // Отечественные архивы. М., 2001. № 2. С.63-64.79 См.: Солодкин Я.Г. Об авторстве и источниках Соловецкой редакции «Истории» Авраамия Палицына // Источниковедческая компаративистика и историческое построение. Москва, 30 янв.- 1 февр. 2003 г.: Тез. докл. и сообщ. XV науч. конф. М., 2003. С. 318-321.80 РГБ. Собр. бывш. Моск. духовн. акад. № 175 (30-е гг. XVII в.); ГИМ. Собр. Забелина. № 446 / 641 (20-30-е гг.); РГБ. Собр. Румянцева. № 229 (30-е гг.); ГИМ Собр. Забелина. № 176 (30-е гг.); РГБ. Собр. Егорова. № 292 (40-е гг.); БАИ. Архангельское собр. № 143 (40-е гг.); РНБ. Собр. Соловецкого монастыря, рукопись бывш. Казанск. духовн. акад. № 609 / 628 (середина века); РГАДА. Собр. Оболенского. № 160 / 35 (30-е гг.). Списки № 1 и № 2 содержат лишь первую редакцию первой части памятника, «Историю, киих ради грех» (гл. 1-6), рукопись Соловецкого монастыря лишена этой части (см:. Державина O.A. Археографический обзор // «Сказание» Авраамия Палицына. С. 64).81 См. подробнее: СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 38-39. О разночтениях между так называемыми Изначальной и Окончательной редакциями источника см.: Васенко П.Г. Две редакции первых шести глав Сказания Авраамия Палицына. Пг., 1923.82 См.: Солодкин Я.Г. Редакции «Истории» Авраамия Палицына // Источниковедение древнерусской литературы. Л., 1980. С. 227-236; СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 38-39; Солодкин Я.Г. Об авторстве и источниках... С. 318-321; Он же. Авраамий Палицын в Соловецком монастыре / / Малоизученные и дискуссионные проблемы отечественной истории: Сб. науч. тр. Нижневартовск, 2005. С. 44-56. Л.Е. Морозова и И.О. Тюменцев полагали, что Соловецкая редакция не является авторской (см.: Морозова Л.E. Смута начала XVII века... С. 235-236; Тюменцев И.О. Авраамий Палицын... С. 121-122).83 Варианты названий в сохранившихся списках см., например, в публикации О.А. Державиной «Сказание» Авраамия Палицына (с. 95, 250).84 Пытаясь датировать Изначальную редакцию, исследователи, прежде всего, обращали внимание на то, что в Окончательной Палицын убрал эпизод с «греховным» изнесением иконы Владимирской Божией Матери на умоление Бориса. Так как в 1613 г. сам Палицын принял участие в подобном шествии, уже для умоления Романовых, делался вывод о том, что Изначальная редакция создана до 1613 г., а исправления при создании Окончательной внесены соответственно после (А.В. Горский и др.). Я.Г. Солодкин возражал против такого предположения: в шествии 1613 г. несли не подлинник, а копию святой иконы (отметим, что это не упомянуто Палицыным), и изменения могут быть не привязаны к этой дате. Более информативным оказывается упоминание в источнике того, что запасов, скрываемых людьми в голодные годы, хватило на 14 лет от начала Смуты. Проблема датировки упиралась в вопрос о том, что явилось началом Смуты в представлении Палицына. С.Ф. Платонов связывал его с голодом, случившимся при Борисе, а написание первых глав Палицыным датировал соответственно 1615-1617 гг. (1601-1603 + 14). Эта точка зрения была поддержана рядом исследователей. П.И. Полевой возражал Платонову, указывая, что Палицын имел в виду не пшеницу, которой хватило на 14 лет, а хлеб 14-летней давности. В отличие от Платонова В.О. Ключевский датировал Смуту 1598-1613 гг., полагая, что именно с воцарения Бориса Палицын отсчитывал 14 лет в «эпохе смятения». К аналогичному выводу пришел впоследствии П.Г. Любомиров, относивший создание первых глав к 1611-1612 гг. (1598 + 14). П.Г. Васенко также связывал начало Смутного времени с воцарением Годунова, указывая на эпизод клятвы во время венчания: то, что общество «не возбранило» Борису, но осталось в «безумном молчании» (Изн. ред.), представляется началом «смущения». Причина Смуты, по мнению историка, в изгнании Борисом Романовых - дальнейшие благие строения государя перечеркивались тем, что он «не взлюбил» Никитичей. Л.В. Черепнин, Н.К. Гудзий, О.А. Державина и другие исследователи, соглашаясь с П.Г. Любомировым или П.Г. Васенко, считали, что Изначальная редакция создана до 1613 г. И.О. Тюменцев полагает, что «История, киих ради грех...» является ярким памятником публицистики избирательного Земского собора 1613 г. Я.Г. Солодкин оспаривает оба положения П.Г. Васенко, не принимая подобную датировку. «Не возбронило» Борису не общество, а только присутствующие при венчании, а так как в Окончательной редакции фраза о «безумном молчании» опущена, этот факт не может служить указанием на начало «смущения» в обществе. В то же время изгнание Романовых не способно перечеркнуть дальнейшие благоустройства Годунова; по мысли Солодкина, начало Смутного времени знаменовалось пришествием Лжедмитрия, которого Господь «попустил» на Россию. Палицын пишет о «всегубительстве», поразившем страну при первом самозванце, - это, по мнению историка, является авторским указанием на начало Смуты. Создание первых глав «Истории» Я.Г. Солодкин относит соответственно к 1619 г.,(остальная часть памятника датируется предшествующими годами), а конец «великого смущения» связывает с заключением Деулинского перемирия (см.: СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 38; Ключевский В.О. Русская история: Полный курс лекций: В 3 кн. Кн. 2. М., 1993. С. 137; Солодкин Я.Г. О датировке начальных глав «Истории» Авраамия Палицына // ТОДРЛ. Т. 32: Текстология и поэтика русской литературы ХІ-ХVІІ веков. Л., 1977. С. 290-300; Он же. О спорных вопросах происхождения Истории Авраамия Палицына // Источники по истории общественного сознания и литературе периода феодализма. Новосибирск, 1991. С. 18-19; Тюменцев И.О. Датировка и атрибуция первых шести глав «Сказания» Авраамия Палицына // Вестник Волгоград, гос. ун-та. Вып. 1. Волгоград, 1996. С. 17-18. Сер. 4. История. Философия; Он же. Датировка и атрибуция первых шести глав «Сказания» Авраамия Палицына / / Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 27. СПб., 2000. С. 65-67; Он же. Взятие Константинополя турками в 1453 году в русской публицистике Смутного времени // Вестник Волгоград, гос. ун-та. Вып. 5. Волгоград, 2006. С. 108-110. Сер. 8. Литературоведение. Журналистика; Он же. Из истории создания «Истории» Авраамия Палицына // ТОДЛР. Т. 57. СПб., 2006. С. 234-247; Лисейцев Д.В. Смутное время... С. 322).85 См.: Тюменцев И.О. Датировка и атрибуция... С. 18-20.86 Солодкин Я.Г. О спорных вопросах происхождения Истории... С. 16; ср.: СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 38. Мнения историков расходились и в вопросе о том, чем является «История»: самостоятельным произведением или компиляцией из разных источников. Д.П. Голохвастов, П.М. Строев и С.Ф. Платонов считали труд Палицына сборником, «соединенным иногда отдельными статьями» (Платонов С.Ф. Древнерусские сказания... С. 217-223). Памятник действительно создавался из частей, посвященных разным событиям и написанных в разное время, однако он, безусловно, является единым произведением, который подвергался авторским переработкам.87 Списки работ см., например, Державина О.А. Обзор работ по изучению литературных памятников первой трети XVII века // ТОДРЛ. Т. 13. Л., 1957. С. 672-688; СККДР. Вып. 3, ч. 1. С. 41-44; Вып. 3, ч. 4. СПб., 2004. С. 658-660. См. также: Тюменцев И.О. Из истории создания «Сказания об осаде Троице-Сергиева монастыря» Авраамия Палицына // Средневековая Русь. М., 1995. С. 42-50; Он же. Авраамий Палицын... С. 101-128; Об источниках «Истории» и бытовании текста в книжности XVII в. см.: Солодкин Я.Г. «Книга» Авраамия Палицына о смутном времени в исторических повестях, житийной литературе и эпистолографии XVII века // Научные труды Нижневартовского гос. пед. ин-та. Сер. «История». Вып. 1. Нижневарт