Средневековые представления о государе как «одушевленной иконе Царя Небесного»[149], пастыре, наделенном особой ответственностью за вверенных ему людей, создают в «Истории» образ идеального правителя, который ведет государство к процветанию прежде всего упованием на Всевышнего. Примечательно, что разумный «в правлениях» Борис сразу определяется Палицыным как «ненавыкший Священного Писания». Уповая лишь на свои силы, Годунов заведомо не может обеспечить стране желанное благоденствие. Государственный ум абсолютно не способен заменить или хоть как-то компенсировать неверные отношения царя с Богом: самый разумный царь может оказаться самым непригодным к правлению.
И все же логика рассказа о венчании Годунова ясна не до конца: по какой-то причине книжник уверен, что читателям «Истории» будет понятно резкое осуждение, казалось бы, благого обещания царя. Смысл обвинения проясняется через реконструкцию смыслового поля понятия, использованного Палицыным.
В соответствии с общезначимыми для русской средневековой культуры идеями клятва сама по себе (тем более клятва Богом, божба) — неправедное дело, основанное на грехе гордыни[150]. Характерно, что дальнейшие описания Годунова в «Истории» (как и во многих иных памятниках Смуты) включают массу эпизодов, связанных с этим грехом. Палицын называет гордыми самые, как кажется, разные дела государя — попытку заключить династические браки для своих детей, раздачу голодающим церковной пшеницы и др. Ту же природу имеет рассказ о клятве правителя. Чтобы понять логику памятника, необходимо реконструировать представления о гордости[151], актуальные для изучаемой эпохи.
Понятия гордости и смирения в средневековой Руси
Словарь русского языка ХІ–ХVІІ вв. выделяет множество слов, образованных от корня горд-. Значение большинства лексем идентичны современным: 1 — гордость, высокомерие, надменность; 2 — дерзость, спесь; 3 — грозный, страшный, жестокий[152]. Те же значения приводятся в словаре И. И. Срезневского (дополнительно определяются значения высокий, важный, дивный)[153].
В словаре русского языка XVIII в. количество лексем существенно сужается, при этом пропадают значения дерзости, жестокости, грозности, но появляются новые, для которых характерна не негативная, а положительная коннотация: самоуважение, чувство собственного достоинства[154].
В. И. Даль описывает все производные от корня горд- в одной словарной статье (значения — надменность, высокомерие, кичливость)[155]. В словаре С. И. Ожегова гордость объясняется как: 1 — чувство собственного достоинства, самоуважения, 2 — чувство удовлетворения от чего-нибудь и 3 — высокомерие, чрезмерно высокое мнение о себе[156]. Те же значения в аналогичной последовательности приведены в словарях современного русского языка[157]. Положительные коннотации, впервые зафиксированные в словаре XVIII в., выдвигаются на первый план.
153
155
156