Разрядные записи характеризуют битву под Троицким кратко и точно, выделяя при этом роль рязанских дворян: был «бой с воровскими людми в селе Троицком с Истомою Пашковым да с рязанцы, и на том бою бояр и воевод побили».{241}
Р. В. Овчинников датировал битву в с. Троицком 25 октября.{242} Следует заметить, что указанная дата является примерной. Битва могла произойти в любой день между 25 и 27 октября. После решительной победы конница нередко преследовала неприятеля на пространстве до 30 км. От Троицкого до Коломенского было всего 40 км. Разгромив царские полки 26–27 октября, повстанцы имели возможность уже 28 октября достигнуть окрестностей столицы.{243} Как раз 28 октября и началась осада Москвы.
Битва под Троицким стала крупнейшим событием гражданской войны. Междоусобная борьба расколола военную опору монархии. Поместное ополчение, переживавшее кризис, распалось. Дворяне помнили о поражении многотысячной рати Бориса Годунова у стен Кром. Ляпунов и прочие рязанские дворяне вновь, как и под Кромами, возглавляли мятежников. Но теперь им было легко добиться успеха. Недолгое правление Лжедмитрия упрочило популярность его имени в дворянской среде. Ко времени наступления на Москву в народе росла уверенность, что «Дмитрий» в самом деле жив. В конце осени восставшие широко оповещали население, что «государь, деи, наш царь и великий князь Дмитрий Иванович всея Руси ныне в Коломне».{244} Известия такого рода оказывали немалое влияние на служилых людей.
События гражданской войны повторялись в деталях. Казаки Корелы и мятежники буквально разогнали ополчение царя Бориса. Разрядные записи аналогичным образом описывают события под Троицким: царских ратников побили и разогнали.{245} По словам «Нового летописца», в бою «воры» «разогнаша многих дворян и стольников поимаша».{246} Со слов ярославских помещиков, только что вернувшихся с поля битвы, Рожнятовский записал в «Дневнике»: «День 16 ноября… На этих днях возвратились бояре и люди Шуйского с проигранной битвы и сами признали, что на поле боя осталось до 7 тысяч убитых и до 9 тысяч ограбленных полностью и избитых кнутом распущено по домам… после чего войска (мятежников. — Р. С.) поспешно подошли к Москве».{247} Ярославцы, сломя голову бежавшие из-под Троицкого, конечно же, не располагали никакими данными о количестве убитых. Приведенная в дневнике цифра потерь была невероятно преувеличена. Требуют критического отношения и данные о пленных.
Некоторые авторы объясняли роспуск пленных Пашковым чувством «общности» восставших с той частью армии Шуйского, которую «силой гнали на войну».{248}Другие видели в этом факте проявление «чувства классовой общности» Пашкова и дворян, участников восстания, с помещиками, находившимися на службе у Шуйского.{249} Мне кажется, что источник допускает более простую интерпретацию. В какой-то момент правительственные войска, по-видимому, прекратили организованное сопротивление, и тогда повстанцы стали разгонять их плетьми совершенно так же, как казаки Корелы разгоняли годуновскую рать в лагере под Кромами. Как и из лагеря под Кромами, царские дворяне бежали, побросав оружие и прочее имущество, что и было представлено как грабеж со стороны мятежников. Известие о наказании плетьми 9 тыс. пленных недостоверно. Подобная массовая экзекуция отняла бы много дней, а между тем повстанцам надо было спешить с занятием Москвы. Пашков старался не обременять свою армию пленными. Исключение было сделано лишь для стольников и знатных дворян. Их отослали в Путивль.{250}
28 октября 1606 г. войска Пашкова заняли Коломенское в окрестностях Москвы. Несколько дней спустя туда же прибыл Болотников со своими отрядами. Буссов правильно определяет путь Болотникова от Путивля через Комарицкую волость и Калугу на Москву, хотя и не упоминает о его поражении и отступлении с Угры. Показания очевидцев подтверждают, что Болотников побывал в Калуге уже в период своего первого наступления на Москву. Дворянин князь Г. П. Борятинский дал следующее показание перед судьями Разрядного приказа: «Как колужане заворовали, царю Василью изменили, а пришол в Колугу Ивашка Болотников и отца ево велел, повеся за ноги, рострелять ис пищалей, а ево, де, князя Григорья велел посадить в тюрьму, и он сидел в тюрьме год», после чего его послали под конвоем к «Петрушке» в Тулу.{251} Если Борятинский находился в калужской тюрьме около года, то это значит, что Болотников заточил его туда не позднее сентября 1606 г.
В летописях можно найти указания на то, что в конце октября исходным пунктом для нового наступления войск Болотникова на Москву был Серпухов, а не Калуга. По словам составителя «Пискаревского летописца», «как Ивашко Болотников и Истома Пашков приходили под Москву из Серпухова и ис Коломны, а з другую сторону (на западе от Москвы. — Р. С.) пошли ис Калуги атаман Солома Казак…».{252}Известно, что Пашков прибыл под Москву из Коломны, а Солома выступил из Калуги на Можайск и Волоколамск. Если достоверно летописное известие о наступлении Болотникова из Серпухова, то это значит, что он оставил в Калуге одного из казачьих атаманов, а сам перешел на серпуховское направление, после того как Пашков ушел осаждать Коломну.
И. Масса не знал о раздельном движении к Москве двух повстанческих армий и ошибочно полагал, будто Болотников с самого начала возглавлял их поход.
Поэтому его рассказ отличается сбивчивостью. «Царевич Петр», по словам Массы, остался в Туле, «а этот Болотников пошел со всем своим войском на Серпухов, и сразу занял его, а также Коломну».{253}
Определяя общую численность войска, осадившего Москву, И. И. Смирнов опирался прежде всего на данные так называемого «Казанского сказания», памятника публицистики Смутного времени начала XVII в. Как значится в «Сказании», «приидоша под Москву многочисленно бе убо, яко 187 000, и оступише по странам, стояше в Коломеньском и в Заборье…».{254}Точность цифр, по мнению И. И. Смирнова, указывает на то, что они почерпнуты из официальных источников, хотя из этого и не следует, что приведенная цифра соответствует реальности. Сведения Буссова о том, что у восставших под Москвой было 100 тыс. человек, из которых 60 тыс. подчинялись Болотникову, а также данные из английской записки 1607 г. о походе на Москву 60 тыс. мятежников позволили И. И. Смирнову заключить, что документы в общем подтверждают сведения «Сказания», хотя и обнаруживают в нем «тенденцию к некоторому преувеличению».{255} По словам Массы, передовой отряд в Заборье насчитывал 10 тыс. казаков, тогда как Пашков имел при себе 30 тыс. человек.{256} Эти данные, по мнению И. И. Смирнова, подкрепляют свидетельство Буссова о наличии у Пашкова 40 тыс. воинов.{257} Однако отмеченные совпадения цифр, на наш взгляд, не могут служить доказательством их достоверности.
Для записок Буссова и Массы характерно употребление примерных цифр. Так, Буссов пишет, что Борис Годунов выставил против Лжедмитрия I армию в 100 тыс. человек, доведенную до 200 тыс. через две недели, а Василий Шуйский собрал 100 тыс. против армии Болотникова также в 100 тыс. По словам Массы, царь Василий якобы послал против казаков в Заборье 200 тыс. ратников.{258} Совершенно очевидно, что все эти цифры носят фантастический характер.