К числу ранних свидетельств принадлежит письмо поляка А. Стадницкого от 2 декабря 1606 г. Опытный военный А. Стадницкий находился в дни осады в Москве. Он сообщает, что 1 декабря (накануне решающей битвы. — Р. С.) восставшие подтянули к городу около 20 тыс. войска. Войско Болотникова постоянно пополнялось небольшими партиями повстанцев, прибывших со всех сторон, так что точными сведениями об общей численности армии не располагали даже ее вожди. Если же говорить о приблизительных цифрах, то всего ближе к истине были, видимо, польские данные. Возможность войны между Речью Посполитой и Россией носила реальный характер, а потому польские власти использовали все каналы, чтобы получить достоверную информацию о военном положении России. К началу января 1607 г. в Орше были получены сведения о том, что царские воеводы под Москвой «северян многих побили болши 20 000…».{259}
Несколько большую цифру называет русский летописец начала XVII в., автор которого был выходцем из дворянской среды и, возможно, очевидцем событий Смутного времени: «…вор князь Андреев человек Телятевсково Ивашко Болотников, — записал летописец, — собрався с воры с украинцы и с резанцы тысяч тритцать, и под Москву пришед, стал в Коломенском…».{260} Данные о 20—30-тысячной армии Болотникова наиболее правдоподобны.
В 1604 г. царскому правительству в последний раз удалось собрать крупную армию численностью в 25 тыс. детей боярских, стрельцов и казаков. Вместе с боевыми холопами она насчитывала до 40–50 тыс. человек. Гражданская война подорвала вооруженные силы. Люди старались уклониться от мобилизаций, чтобы остаться в стороне от борьбы. Многочисленные южные гарнизоны и часть местных детей боярских встали на сторону повстанцев. Сказанное объясняет, почему численность армий, участвовавших в междоусобной борьбе, была невелика. Во всяком случае об участии в гражданской войне стотысячных масс с обеих сторон не могло быть и речи.
Повстанческая армия И. Пашкова и П. Ляпунова подступила к Москве, имея в авангарде отряд казаков. Передовой отряд занял позиции в деревне Заборье поблизости от Серпуховских ворот, в то время как главные силы разбили укрепленный лагерь в селе Коломенском. Войско Болотникова прибыло в Коломенское с запозданием. Внимание исследователей давно привлекли слова из «Иного сказания» о том, что восставшие «паки на Коломенское пришедше». И. И. Смирнов предположил, что Пашков пришел в Коломенское в начале октября, а Болотников «паки» появился там в конце того же месяца.{261} Возражая И. И. Смирнову, А. А. Зимин писал: «Если даже согласиться с трактовкой И. И. Смирнова слова «паки» как «вторично», то все равно выходит, что в «Ином сказании» говорится не о двукратном приходе различных групп восставших, а о возвращении под Москву тех же самых отрядов, которые находились у села Коломенского, а потом отошли оттуда».{262}Учитывая замечание А. А. Зимина, В. И. Корецкий дал свою интерпретацию свидетельству «Иного сказания». Однако его схема отличается искусственностью. Первым в Коломенское и Котлы пришел Пашков, но его вытеснил оттуда Болотников, снова («паки») перенесший лагерь из Котлов в Коломенское.{263} Свидетельство «Иного сказания» может быть истолковано значительно проще в свете приведенных выше фактов. Впервые ратники Пашкова прорвались к Коломенскому в середине сентября, а вторично («паки») вернулись в окрестности Москвы 28 октября.
Когда к началу ноября в район Котлов прибыло войско Болотникова, военное положение Москвы стало критическим. Падения столицы можно было ждать со дня на день. Царь Василий остался без армии. Дворянское ополчение распалось, помещики разъехались по своим уездам. В Москву вернулась знать, постоянно жившая там. Боярские списки, составлявшиеся и пополнявшиеся на протяжении года после переворота 17 мая, дают точное представление о численности «государева двора», остававшегося главной военной опорой трона во время осады Москвы. Ядром «двора» были 200 стольников и еще несколько сот больших московских дворян, жильцов и стряпчих.{264} При Лжедмитрии I службу в Москве несли несколько тысяч стрельцов. Шуйскому пришлось удалить из столицы самые преданные самозванцу стрелецкие сотни. Много московских стрельцов было послано против мятежников в действующую армию и в гарнизоны. Некоторые из них, например, сотни, посланные в Коломну, перешли на сторону восставших. Таким образом, к началу осады стрелецкий гарнизон столицы оказался ослабленным.
Составной частью любого дворянского войска были боевые холопы. Бояре выводили в поход по нескольку десятков военных послужильцев, стольники — немного меньше. На тысячу столичных дворян, очевидно, приходилось несколько тысяч боевых холопов. Знать была самой надежной опорой царской власти, чего нельзя было сказать о вооруженных холопах.
Власти пытались вызвать подкрепления из провинции, но их усилия не дали желаемых результатов.
На юге оплотом повстанцев оставалась Астрахань, население которой восстало 17 июня 1606 г. Посланный в Астрахань воевода Ф. И. Шереметев с войском пытался занять город, но потерпел неудачу. Начиная с сентября отряды вольных казаков с Волги, Дона и Терека вместе с астраханцами не раз нападали на лагерь Шереметева.{265} Восстания в районе Свияжска и Нижнего Новгорода перерезали пути, связывавшие правительственные войска в Нижнем Поволжье со столицей.
Царь Василий мог рассчитывать на помощь смоленского дворянства. Но в первой половине октября повстанцы развернули успешное наступление к западу от Москвы. Как записал автор «Пискаревского летописца», «з другую сторону (от Москвы. — Р. С.) пошли ис Калуги атаман Солома Казак да Васька Шестаков, холоп Андрея Клешнина, а с ними многие дворяне, и дети боярские, и казаки. И городы взяли многие: Боровеск, и Верею, и Борисов, и Можаеск, и Волок».{266}Отряд Соломы выступил в поход после восстания в Калуге, происшедшего в конце сентября. Казаки прошли через Боровск, Верею, село Борисово Городище и Можайск. Ранее 13 октября они заняли Волоколамск.{267} Их поход занял две-три недели, а это значит, что отряд нигде не встретил сопротивления.
Автор «Пискаревского летописца» знал о действиях лишь одного отряда. Но к западу от Москвы действовало несколько отрядов, чем и объясняется быстрый успех повстанцев. В двух главных крепостях на смоленской дороге — Вязьме и Можайске, по-видимому, произошли восстания. В этих городах действовал отряд Федора Берсеня. Как значится в разрядных записях, «Федка Берсень с товарыщи Вязму и Можаеск смутили».{268} Падение Можайска, Вязьмы и Волоколамска отрезало Москву от западных уездов.
Повстанцы активно действовали на дороге, связывавшей столицу с Тверью и Новгородом. В ноябре патриарх Гермоген объявил в грамотах к населению, что мятежники собрались «большим скопом» под Тверью и привели в Тверском уезде «служилых и всяких людей… ко кресту сильно».{269} Имена предводителей, «смутивших» население Тверского уезда, неизвестны. Патриарх тщетно старался представить служилых людей Твери жертвами насилия со стороны мятежников. Верить ему нет оснований. Служилые люди Твери восстали против царя Василия совершенно так же, как служилые люди Рязани, Вязьмы и Можайска.
На протяжении всей московской осады правительство распространяло весть о том, что «новгородские, псковские и смоленские силы тянутся на помощь государю».{270} В действительности, подкрепления прибыли лишь из Смоленска, притом с запозданием почти на месяц.
Современники выражали недоумение по поводу действий повстанцев под Москвой. «Не знаю, — отметил автор английского донесения 1607 г., — в силу какого ослепления мятежники не замкнули кольцо блокады вокруг столицы».{271}