Более чем двухнедельная передышка помогла властям преодолеть замешательство, вызванное поражением под Троицким. Самые уязвимые пункты московской обороны были укреплены. Повстанцы, расположившиеся в Заборье против Серпуховских ворот, могли в любой момент напасть на Замоскворечье и поджечь деревянную стену Земляного города. Чтобы помешать им, царское войско, по словам Массы, «засело в обозе перед самыми городскими воротами».{286}
Провал переговоров с представителями московского посада отрезвляюще подействовал на руководителей повстанческого лагеря. В середине ноября Пашков и Болотников решили предпринять штурм Замоскворечья. Военные действия начались, по одним сведениям, 15 ноября, по другим — 16 ноября. Паэрле отметил в своих записках, что 16(26) ноября, в воскресенье, во время обедни ударили в набат: народ взволновался и бросился к Кремлю с ружьями и пищалями; на вопрос, отчего волнуется народ, приставы отвечали полякам, что перед городом показалась толпа самой ничтожной черни, непослушной царю, и что для усмирения посылают теперь войско.{287} По сообщению Стадницкого, под покровом мглы и непогоды к городу подошло 500 рязанцев, которые перешли на сторону Шуйского, но при въезде в город они учинили большую тревогу. Царь усиленно молился, прося Богородицу о помощи, но успокоился, узнав о покорности рязанцев. На радостях в городе звонили в колокола и стреляли из пушек.{288} Стадницкий также относит происшествие к воскресению 16 ноября. Но поляки, содержавшиеся под стражей, по-видимому, узнавали о новостях с некоторым запозданием. Патриарх Гермоген уже в конце ноября 1606 г. уточнил, что рязанцы во главе с Ляпуновым и Сумбуловым перешли на сторону царя в субботу 15 ноября.{289} Победа была шумно отпразднована на другой день в воскресенье, что и привлекло внимание пленных поляков.
Восставшие не смогли пробиться к Серпуховским воротам, так как принуждены были атаковать выставленный перед воротами гуляй-город, снабженный артиллерией. (Подвижная крепость — гуляй-город состоял из сцепленных повозок, на которых укреплены были деревянные щиты с амбразурами. Поэтому его называли «обозом» или «кошем»). По словам Стадницкого, восставшие отняли кое-что у стражи в «кошах», но затем отступили в свой лагерь под Коломенское. Измена Ляпунова, одного из самых выдающихся вождей повстанцев, спутала все их планы.
17 ноября за час до полудня войска Пашкова и Болотникова вновь выступили из лагеря. Навстречу им двинулась вся царская рать во главе с царскими братьями Дмитрием, Иваном Шуйскими и Михаилом Скопиным. На этот раз бой развернулся у Коломенского, а также в окрестностях Симонова монастыря, остававшегося в руках сторонников Шуйского. Как значится в разрядной документации, под Коломенским «на деле» (в бою) были взяты языки — сын боярский каширянин Л. Бохин и др. Воеводы взяли в плен также одного знатного дворянина «противной стороны».{290}
Чтобы ободрить столичное население, власти объявили, что на выручку Москве спешит касимовский служилый хан Ураз-Магомет то ли с 5, то ли с 10 тыс. татар. Однако, как отметил Стадницкий в записи от 18 ноября, ратных людей в городе не прибыло, за исключением тысячи пеших из сел («з дымов»), иначе говоря, вооруженных крестьян — даточных людей.{291} Что касается касимовского хана, то он еще до подхода к Москве установил тесные связи с повстанцами.{292}
У стен столицы главная повстанческая армия провела в полном бездействии две недели. Базой движения по-прежнему оставались уезды с малочисленным дворянством, с начала гражданской войны поддерживавшие Лжедмитрия I. В уездах с развитым дворянским землевладением плоды побед были утрачены очень скоро. Активную роль в борьбе с восставшими играли церковные деятели. Как писал патриарх Гермоген, в Твери местный архиепископ собрал «своего архиепископля двора детей боярских», царских приказных людей и других жителей города и послал собранные силы против повстанцев, в результате чего «их проклятый скоп» был разбит и рассеян, а захваченные в плен мятежники отосланы в Москву.{293} В Иосифо-Волоколамском монастыре почин взял на себя старец Дионисий, в миру боярин князь Андрей Иванович Голицын, постригшийся в монахи незадолго до Смуты. Чтобы усыпить бдительность мятежных казачьих атаманов, старец радушно принял их в монастыре и одарил крупными денежными суммами. В другой раз Голицын пригласил предводителей отряда Солому и Шестова (Шестакова) и, «Оманом перепоя», велел их перебить. Взятые в плен «радные» люди (вероятно, дети боярские) были отосланы позже в Москву.{294}Повстанческий отряд, стоявший в Волоколамске, немедленно осадил монастырь. Но обитель имела мощную крепость. 18 ноября старцы раздали щедрую награду «монастырским людем, которые в казачей приход в монастыре в осаде сидели».{295}
В Смоленске местные дворяне и дети боярские, преодолев растерянность, стали собирать силы для помощи осажденному в Москве царю Василию. По словам официальной московской летописи, они действовали с благословения архиепископа и воевод. Но своим «старейшиной» смоленские дети боярские выбрали не знатного воеводу, а рядового уездного помещика Григория Полтева.{296} Смоляне немедленно известили Москву о сборе войска. Пути сообщения к западу от Москвы были перерезаны повстанцами, поэтому Шуйский поспешил направить «против смольян» (навстречу смоленским дворянским отрядам) князя Д. И. Мезецкого по смоленской дороге и окольничего И. Ф. Крюка-Колычева — на Волоколамск.{297} Воспользовавшись тем, что казаки в Волоколамске остались без предводителей, Крюк нанес им поражение и освободил осажденный Иосифо-Волоколамский монастырь. 9 ноября 1606 г. монахи отправили в Москву раненых стрельцов: путь в столицу был свободен. Тем временем отряд Г. Полтева очистил Дорогобуж и Вязьму. Как значилось в послании патриарха, на помощь царю выступили дворяне и дети боярские из Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа и Серпейска. 15 ноября их ополчение подошло к Можайску, куда несколько позже прибыл из Волоколамска Крюк-Колычев. Осада Можайска длилась не менее недели. С 24 ноября в Москву стали поступать пленные, захваченные в Можайске. Судя по спискам пленных, состав повстанческих сил отличался пестротой. В числе пленных были сын боярский Иван Полтев, служилые иноземцы, холопы, посадские и гулящие люди{298}. Современники, описывая осаду Можайска, отметили: «Тогда же от северцов в Можайске сидел Петр Зекзюлин да Феодор Жихарев, не покоряющеся Московскому государству».{299} В действительности, Ф. Жихарев представлял не «северцов» (северские города), а местное уездное дворянство. В Можайском уезде ему принадлежало 400 четвертей пашни, и он служил в столице как выборный дворянин из Можайска. В начале войны с Лжедмитрием I Жихарев был шатерничим при царевиче Федоре Годунове.{300} Зегзюлины служили как дети боярские по Можайску.{301} При Иване IV П. Зегзюлин не раз выполнял миссию царского гонца, при Федоре говорил государево слово «с опалою» заместничавшимся воеводам.{302} Приведенные факты позволяют предположить, что в Можайске, как и в северских городах, местные дворяне и дети боярские выступили на стороне законного «царя Дмитрия» всем уездом, или «всем городом».