Дочитав до конца длинное письмо, Мазепа облегченно вздохнул, перекрестился.
Письмо было от Головкина. Предложение Мазепы «схватить и выдать короля и знатнейших генералов», переданное полковником Апостолом, получило одобрение.
Обещание принять Мазепу «в прежний уряд и милость» будило надежду, что не все еще потеряно.
Продолжая ежедневно бывать у короля, гетман теперь еще более, чем прежде, старался показывать ему свою преданность и усердие, помогал советами, льстил и ободрял, а втайне подготовлял заговор против него…
Вскоре план был до тонкости продуман. «Главнейшая особа» молода, смела, горяча и ничего не подозревает. Легкомыслие и самонадеянность короля облегчали дело.
XII
Всю зиму стычки между шведскими и русскими войсками продолжались с переменным успехом. Русский генерал Аларт выбил шведов из Ромен. Король захватил Зеньков, куда с января перенес главную квартиру. Был взят шведами и укрепленный городок Веприк, но какой ценой! Небольшой русский гарнизон и вооруженные жители-украинцы две недели стойко отбивали все атаки неприятельской армии. Рвы вокруг городка были завалены шведскими трупами.
В конце января шведы овладели Опошней, сожгли Красный Кут и Городню, продолжая продвигаться на юг. Однако достаточной ясности в их планах не имелось. Пленные и «языки» довольно единодушно показывали, будто король собирается идти на Воронеж, чтобы сжечь русский флот.
Такие вести сильно беспокоили царя Петра.
Он находился в Сумах и оттуда писал Меншикову:
«Зело нужно через добрых шпигов (к чему нет лучше попов) проведать, куда намеряют неприятели маршировать».
Шпионы-попы донесли, что шведы двигаются к югу, а пленные продолжали твердить о Воронеже.
Петр не выдержал. Надо немедленно учинить охрану флота, принять меры, чтобы русские корабли с весны стояли у Азова и отвлекали турок от союза со шведами. Вместе с Меншиковым царь едет в Воронеж.
«Я перед сим уже писал о неприятельском намерении к Воронежу, – сообщает он с дороги адмиралу Апраксину. – Хотя и теперь то неимоверно, но паки от взятых пленных подтверждается. Для того изволь о спуске кораблей тщание приложить, а наипаче, чтоб хлеб с Коротояка перевезен был. Паки извещаю, что хотя, чаю, сие обман, однако ж опасливей лучше… Я скоро сам к вам буду, пишу потому, дабы дела ни минуты остановки не имели…»
В Воронеж. Петр и Меншиков приехали 14 февраля. Дули теплые южные ветры. Снежные сугробы, в которых потонул разросшийся за последнее время город, побурели, начали оседать. Слышались нежные звуки первой капели. Весна-то вот она, считанные дни остались! Скоро вскроются реки, а сколько еще всяких неуправок…
Тройка рыжих рослых коней, впряженная в открытые ковровые сани, бешено пронеслась по городу и остановилась на спуске к реке, у деревянного дома, крытого цветной черепицей. Дом был недавно отстроен для царя, и в комнатах держался еще острый запах сосны и свежей краски. Воронежский комендант Колычев постарался угодить вкусу его величества. Комнаты были невысоки, светлы, теплы, мебель дубовая, прочная. Во дворе стояла жарко натопленная для дорогих гостей банька.
Петр быстро все оглядел, остался, кажется, доволен, однако ничего не сказал, а, подойдя к столу, уставленному винами и закусками, молча выпил рюмку водки и, похрустывая огурцом, сразу закидал коменданта неожиданными вопросами:
– Сколь много в губернии кузнецов? Сколько кузниц? Сколько угля? Можно ли делать на месте подковы и гвозди? Во сколько обойдется каждая штука?
Колычев был старый, служака, сражался под Нарвой, где получил тяжелое ранение правой ноги. Он знал, что Петр не терпит изворотливых ответов. «Служить, так не картавить!» – говаривал царь. Переминаясь с ноги на ногу и густо краснея, Колычев честно признался, что кузниц, конечно, в губернии много, уголь выжигают всюду, но точных сведений он дать не может, так как надобности делать в большом числе подковы до сих пор не было и об этом он не думал.
– Ладно, – с досадой сказал Петр. – Хорошо, что не соврал… Кто богу не грешен, кто бабке не внук! А впредь изволь думать, господин комендант.
И стал надевать короткий меховой кафтан, в котором обычно ходил зимой.
Александр Данилович Меншиков, успевший тем временем убрать добрую половину поросенка, вытирая платком жирные губы, напомнил:
– А в баньку с дороги-то, ваше величество? Баньку, чаю, господин комендант натопил исправно…
– Гут, гут, после сходим, – буркнул Петр и, повернувшись к коменданту, приказал: – Вечером здесь ожидать нас будешь, понеже дел много!
Надвинул шапку, взял палку и вышел.
Меншиков, залпом осушив стакан венгерского и закусывая на ходу пряником, кинулся за ним.
Колычев, хромая, подошел к окну, посмотрел вслед быстро удалявшимся гостям. Маршрут царя был известен по прошлым приездам в Воронеж. «В адмиралтейство пошел, оттуда на верфи, – подумал комендант, – задаст там жару господин бомбардир… Да и мне теперь покоя не будет!»
Но Петр на этот раз маршрут изменил. Выйдя на берег, он резко свернул в сторону, где находились многочисленные лесопильные, смоловаренные, канатные, столярные и кузнечные мастерские, производившие корабельные работы.
Петр и Меншиков зашли в первую стоявшую на пути кузницу. Там было полутемно, душно, тесно. Бородатый кузнец, в заплатанной рубахе и лаптях, ковал корабельные скрепы. Раскаленный брус железа, лежавший на наковальне, брызгал огненными искрами. Щуплый мальчуган с черным от копоти лицом, обливаясь потом, раздувал мехи.
– Здорово, трудники… Бог в помощь! – сказал Петр, расстегивая кафтан.
– Здорово, – угрюмо отозвался бородач, не бросая работы. – Отойдите маленько, ожгетесь…
– Сердит ты, дядя… как величать тебя – не знаем? – вставил Меншиков.
– Савелием крестили…
Бородач в последний раз взмахнул молотом, снял ковку, тяжело, дыша, посмотрел на гостей.
– Вы чьи будете? Впервой вижу будто…
– С Москвы приехали, Савелий, хотим для царских войск подковы ставить, – промолвил Петр, подмигнув Меншикову. – Воронежские кузнецы, слыхали, мастера подковы делать…
– Сделать можно… почему не сделать? – поглаживая бороду, степенно сказал Савелий. – Цену-то какую положите?
– Три копейки за пару платим.
– Прибавить надо бы копеечку, – возразил кузнец. – Не для мужицких коней подковы-то… Спрашивать небось строго станете!
– Хорошо, можно и прибавить, – согласился Петр, знавший, что поставщики дерут с казны куда дороже. – А какие подковы нам потребны, мы покажем…
Он сбросил кафтан, засучил рукава, достал из кучи лома добрый брусок, положил в горн. Меншиков, отстранив легонько чумазого мальчугана и поплевав на руки, взялся за мехи.
Савелий, с удивлением смотрел на необычных посетителей. Петр ковал споро и умело. Прошло немного времени, и первая подкова была готова. Савелий взял ее бережно в руки, придирчиво со всех сторон осмотрел.
– Прочна ли будет, кузнец? – спросил Петр, продолжая работать.
– Лучше не видывал, – отозвался Савелий. – Обучались где али как?
– В тульских кузнях работали…
– То-то я гляжу… по обличию будто господа, а по рукам и сноровке умельцы.
Петр приостановил работу, вытер вспотевший лоб, посмотрел на Савелия довольными глазами:
– Умельцы не великие, а даром хлеба не едим, – сие правда!
Побывав и в адмиралтействе, и на верфях, и в мастерских, Петр и Меншиков возвратились домой поздним вечером. Колычев, опасливо поджидавший царя, взглянув на его лицо, успокоился. «Притомился, а не сердит, слава богу», – промелькнуло в голове.
Петр, кивнув головой коменданту, достал из кармана пару подков, приказал:
– Сделать, не мешкая, по сим моделям воронежским и елецким кузнецам пятьдесят тысяч пар подков и на каждую подкову по десять гвоздей запасных. Присылать оные в армию по частям.