– Господь милосердный не допустит, – испуганно перекрестился Мазепа, прощаясь с генералами.
Но испуг его был притворным. Мысль о возможности плена, вызывавшая еще недавно озноб всего тела, не смущала уже Мазепу. Он снова вел двойную игру. Поняв, что на шведов надеяться нечего, и решив схватить короля, гетман привлек к заговору ряд своих сторонников и уже подготовил многое.
XV
Полковник Алексей Степанович Келин, хотя и прослужил в царских войсках почти двадцать лет, выглядел самым мирным человеком.
Был он неизменно добродушен, приветлив, разговаривал со всеми ровно и мягко, никогда не повышал голоса, за малую вину с подчиненных строго не взыскивал, любил пошутить и посмеяться, а в свободные часы и в рюхи с ребятами поиграть не отказывался, и попадье, у которой квартировал, кровлю починить.
Носил он старенький, выцветший военный мундир, сидевший на его тщедушной фигуре как-то мешковато и смешно, а форменная треуголка, надеваемая по праздничным дням, совсем не шла к его маленькому курносому лицу с редкими рыжеватыми усами. Очевидно, Алексей Степанович и сам неважно чувствовал себя в военной форме, поэтому при каждом удобном случае, на службе и в гостях, он прежде всего старался освободиться от стеснительной одежды, предпочитая ей простую домашнюю рубаху.
Вместе с тем полковник, участник многих походов и битв, отличался отменной храбростью, упорством и исполнительностью.
Когда на военном совете у царя Петра встал вопрос о назначении «достойного офицера в полтавскую фортецию», имевшую большое военное значение, выбор пал на Келина. Правда, фельдмаршал Шереметев заметил при этом, что «полковник не зело строг с народом», но Петр на такой довод рукой махнул:
– Не строгость надобна, а верность отечеству, мужество и доброе рачительство о делах, коими сей полковник знатен…
Петр не ошибся. Приехав в Полтаву, Алексей Степанович энергично взялся за укрепление крепости, быстро привел в боевую готовность четырехтысячный гарнизон и завоевал хорошую славу у населения.
Шведские войска, подошедшие сюда в конце апреля, встретили неожиданно для себя крепкий отпор. Десятки атак полтавцы стойко отбили.
Русские войска под начальством Меншикова, остановившись по другую сторону реки Ворсклы, вблизи Полтавы, не могли оказать осажденной крепости серьезной поддержки, – широкую низменную долину реки покрывали непроходимые весной болота.
«Полтавская крепость в зело доброй содержит себя дефензии[37] и никакого ущерба от действа неприятельского еще не обретается», – успокаивал Меншиков Петра, спешившего из Азова к армии.
В действительности же положение крепости, выдержавшей уже полуторамесячную осаду, было тяжелое. Таяли запасы продовольствия, кончался запас пороха, все дома были заполнены ранеными и больными, страдания которых усиливались от начавшейся страшной жары.
Прибывший в армию Петр приказал перебросить в крепость несколько пустых бомб с письмами, извещая защитников о своем прибытии и благодаря их за стойкость. Полковник в соборной церкви прочитал эти письма солдатам и горожанам, единодушно давшим клятву защищаться до последней капли крови.
Однако сам Алексей Степанович, по-прежнему добродушный и веселый, всячески ободрявший гарнизон и население, понимал, что долго крепости не устоять, и, не допуская мысли о возможности сдачи, готовился до конца выполнить свой долг верного сына отечества.
21 июня, поднявшись, как всегда, еще до восхода солнца и осматривая с крепостного вала шведские укрепления, полковник отметил необычайную тишину во вражеском лагере.
– А что, Федотов, не замечал ли ты ночью движения у господ шведов? – обратился он к дежурному сержанту, рослому молодцу, которого любил за сметливость.
– Никак нет… – ответил тот. – Как с вечера затихли, так и до сей поры, словно сурки в норе, сидят…
– Уж не отошли ли они, дал бы бог, – сказал Алексей Степанович. – Ты что думаешь?
– Думаю, что на хитрость пустились, господин полковник. Подвох какой-нибудь затевают. Кабы им отходить, они беспременно все добро свое забрали бы, а то вот оно со вчерашнего дня висит, – указал сержант на ближний, полускрытый кустарником и мелколесьем, редут.
– А что там такое? – спросил полковник, теперь тоже заметивший на одном из кустов едва приметное белое пятнышко.
– Офицерские утиральники… Им наша жара непривычна, вот они весь день водой и поливаются. А с вечера утиральники сушить развешивают.
– Так, так, – задумчиво произнес Алексей Степанович. – Значит, они притихли не зря… Что-то они сегодня нам готовят?..
И не успел он докончить фразы, как ударила пушка. Бомба, чуть-чуть недолетев до вала, гулко разорвалась внизу.
– Все по местам! – закричал полковник. – Заряды беречь до крайности! Бить без промаха!
В пять минут гарнизон собрался на валу. Шведы открыли сильный огонь с четырех редутов. Разрывавшиеся в крепости бомбы выводили из строя десятки людей. Начались пожары. Дым и гарь, гул орудий, крики людей и стоны раненых подняли на ноги всех горожан. В соборной церкви ударили в набат.
Огромный рыжебородый дьякон Иона, стоя на паперти и размахивая длинными, волосатыми руками, грозил нечестивым шведам проклятиями, призывая всех на защиту города.
Толпа горожан, которых полковник вооружил старыми ружьями, ждала сигнала, чтобы двинуться на помощь солдатам. Старый бывалый казак Петренко, по-командирски распоряжавшийся в этой толпе, на ходу объяснял новичкам разные военные приемы.
Задорная бабенка, солдатская вдова Настасья, подговаривала «жинок» не отставать от мужиков.
Полтавцы готовились сдержать клятву и дорого продать свою жизнь.
Неожиданно пушки умолкли. На крепостном валу настала минутная напряженная тишина. Из-за леса показались стройные колонны шведов. Десять тысяч отборной пехоты шли на штурм.
– Ну, с богом! – перекрестился Алексей Степанович и махнул рукой пушкарям.
Четыре пушки ударили сразу. Две бомбы разорвались в гуще наступающих, но шведы не дрогнули и с трех сторон полезли на крепостной вал.
Отбитые с двух сторон, они все же сумели ворваться с третьей, заняв так называемое Мазуровское укрепление. Начальник этого укрепления и четыреста защитников погибли в яростной рукопашной схватке. Ни один не сдался, предпочитая смерть плену.
Над Мазуровским укреплением развернулись шведские знамена.
Тогда полковник Келин сам повел сюда два батальона солдат и вооруженных полтавцев.
– Послужим отечеству, ребята! Не владеть врагам русской крепостью! – кричал он, увлекая за собой солдат и народ.
Пуля попала ему в левую руку. Кровь, хлынувшая из раны, окрасила рубаху, но он, казалось, не замечал боли, нанося сабельные удары шведам. Один из них бросился на полковника со штыком, но кто-то из горожан ловко ударил шведа бревном по голове.
Дьякон Иона, с развевающимися космами и багровым лицом, орудовал прикладом.
– Бей еретиков! Сгинь, нечистая сила! – громыхал его зычный голос в самом пекле сражения.
Настасья и горожанки из-за плетней били шведов камнями и кирпичами. Старики и подростки подносили мешки с песком и бревна, которые сбрасывали на шведов, отступавших с вала…
Шведы не выдержали отпора. Мазуровское укрепление было очищено. Шесть последующих приступов тоже успеха не имели. Враг отступил, унося с собой две с половиной тысячи трупов.
Король Карл пришел в ярость:
– Мои генералы разучились воевать, – сказал он. – Через три дня я сам поведу свои войска и возьму эту крепость за два часа…
А поздно вечером переплывший через реку крестьянин доставил полковнику Келину из русского лагеря бумагу.
Прочитав ее, Алексей Степанович встал и с чувством перекрестился:
– Ну, слава богу и государю… Наши войска переправились сегодня на правый берег и укрепляются вблизи шведского лагеря. Теперь неприятелю не до нас. В скором времени надо ждать генеральной баталии…