– Нет, нет, ни за что! – вспыхнул Карл. – Я не покину своих солдат. Будем вместе обороняться и, если суждено, вместе погибнем…
– Обороняться невозможно, – возражали генералы. – Солдаты упали духом, позиции для нас неудобны… Бог поставил ваше величество правителем народа, и вы должны спасти себя… Если вы попадете к русским, тогда все пропало… Если вы спасетесь, то найдете способ освободить тех, которые попадут в руки неприятеля…
Доводы были разумны. Король задумался.
В это время к нему подошел Мазепа.
Гетман уже сумел где-то за большие деньги добыть пару плоскодонных лодок, приказал погрузить свое имущество и два бочонка золотых. Зная, что теперь непосредственная опасность плена ему не угрожает, он сразу оживился.
– Скажите, гетман, – спросил король, – сколько верст отсюда до польских владений?
– Через сутки можно достигнуть шляха, ведущего в Брацлавское воеводство, ваше величество. Но эта дорога хорошо известна русским, они могут нас догнать…
– Вы слышите, господа? – перебив гетмана, обратился король к своим генералам. – Я же говорю, что у нас всех один выбор… Надо здесь укрепиться и дать отпор неприятелю или умереть….
– Я вижу более благоразумный путь, ваше величество, – спокойно вставил Мазепа.
– Какой же?
– Не рисковать напрасно, оставить здесь армию, переправиться налегке через Днепр и уйти в Бендеры, к сераскиру-паше… Он давний мой приятель и все для меня сделает…
Король покраснел. Спокойствие гетмана раздражало его. Предложение показалось наглостью и вывело из терпения. Он вспыхнул:
– Вы… вы нечестный человек! Вы обольститель!.. Можете один ехать к вашим татарам…
Мазепа не стал спорить. Он откланялся и ушел.
Через час вместе с ближними людьми, – среди которых были Войнаровский, Мотря, Орлик, Ломиковский, Горленко и другие изменники из числа старши?ны, – Мазепа находился уже на правом берегу реки.
А Карл еще продолжал спорить с генералами:
– Я скорее соглашусь попасть в плен, чем умышленно покинуть свое войско…
– Вы погубите всех нас, – убеждал Гилленкрок. – Тогда мы все вечно останемся пленниками русских…
– А что будет в плену со мной? Как вы думаете? – спросил король.
– Сохрани нас бог от такого несчастья… Русские стали бы глумиться над вашей особой и заставили бы подписать унизительные для шведов условия…
– Я прикажу заранее не соблюдать никаких условий, вынужденных от меня насилием…
Генералы продолжали упрашивать короля и, наконец, убедили принять их предложение.
Назначив главнокомандующим оставляемой армий генерала Левенгаупта, король приказал готовить переправу. Он брал с собой генералов Гилленкрока, Спарре и Лангеркрона, отряд драбантов и тысячу гвардейцев.
Была уже ночь. По берегу горели костры. Солдаты жгли факелы.
Всюду слышался негодующий ропот:
– Черт нас занес в эту страну!
– Король и генералы убегут, им всюду местечко найдется, а мы – расплачивайся головами!
– Не надо было королю слушать гетмана Мазепу, наобещал он много, а ничего не исполнил!
– Повесить бы его за ноги на первом дереве!
Многие шведы, понимая свою обреченность, решили, несмотря на запрещение Левенгаупта, покинуть армию, бежать вслед за королем. Будь что будет!
Лишь только королевский паром отчалил от берега, они стали переправляться через Днепр вплавь. Некоторые погибли, иным удалось присоединиться к королю.
Рассветало… Королевский отряд, соединившись за рекой с гетманом и его свитой, быстро уходил в степь.
Левенгаупт приводил в порядок оставшиеся войска. В это время на ближайших холмах показались передовые части конницы Меншикова.
Не приняв боя, но умышленно затянув переговоры, чтобы дать возможность королю уйти, Левенгаупт сдался.
Русским достался весь шведский обоз, двадцать восемь пушек, сто двадцать семь знамен и свыше шестнадцати тысяч пленных.[40]
Шведская инкурсия кончилась…
II
Еще до полтавской баталии Андрий Войнаровский предложил Мотре бежать с ним к русским. Мотря не захотела. Помимо жалости к гетману, который последнее время обращался с ней особенно нежно, ее удерживала боязнь плена, да и стыдилась она после стольких приключений показаться на глаза суровым родным.
Андрию не хотелось расстаться с ней. Слабовольный и нерешительный, стыдясь самого себя, он уже не пытался противиться течению событий, увлекавшему его за собой. Вместе с Мотрей он остался при гетмане, соединив с ним свою судьбу.
Во время переправы через Днепр оправившийся от испуга Мазепа предложил Мотре место в своей коляске.
Она смутилась. Ей показалось, что крестный подозревает ее тайно хранимую любовь к Андрию, и, чтобы не подавать лишнего повода, она согласилась, пересела к нему.
Андрий в своей коляске ехал сзади…
События последних дней он переживал мучительно. Полтавский бой, услышанные им проклятия Семена Палия, позорное бегство – все это так взволновало и потрясло его, что личные дела стали казаться мелкими, ничтожными…
«Убийца, предатель и кат народа» – эти слова батьки Палия сожгли, казалось, остаток уважения и доверия к гетману.
Смутные догадки подтверждались. Мазепа обманул и его и всех. Что, кроме чувства отвращения, мог теперь испытывать Андрий к дяде? Ему противно было искать сейчас объяснения с этим лживым человеком, он умышленно старался с ним не встречаться… Что еще мог сказать в свое оправдание гетман? Какую новую басню придумать?
Пришли к Войнаровскому и новые, более жуткие мысли о собственном позорном малодушии, которое привело его в ряды изменников. Андрий отгонял от себя эти мысли, они неотступно преследовали его…
Такая пытка становилась нестерпимой. Сердце содрогалось от ужаса и гнева. Чтобы немного забыться, ночью Андрий первый раз в жизни напился с казаками до потери сознания.
Мотря заметила и, полагая, что он сделал это из ревности к гетману, на одной из остановок подбежала к нему, шепнула:
– Я люблю тебя, Андрий! Разве ты не чуешь?
Войнаровский больно сжал ей руку.
– Тяжело мне, Мотря… душа горит…
– Ты не хочешь, чтоб я ехала с ним?
– Нет… другое… После узнаешь…
… Шесть суток томительно тянулась необозримая окутанная горячим маревом дикая степь.
Высокий, густой ковыль и травы давали приют множеству зверей и птиц, но не спасали людей от немилосердных, палящих лучей июльского солнца. Не хватало воды, кончились запасы продовольствия.
Беглецы двигались двумя отрядами. Мазепа со своим казацким конвоем ехал впереди, шведы следовали за ним в некотором отдалении.
Король, скрывая от приближенных боль растревоженной раны, старался всячески ободрять своих солдат, ел с ними овсянку, пробовал шутить, но все же в шведском лагере царило уныние. Непривычные к степному зною солдаты были угрюмы и злы.
Но Мазепа, казалось, не замечал неудобств. Раньше он не раз ходил здесь с войсками, знал все степные дороги, степные обычаи… Нахлынувшие воспоминания о прошедшей молодости и близость крестницы, сидевшей с ним рядом, наполнили старика чувством умиления.
Он сознавал, что возврата назад ему не будет, что затеянная игра бесславно проиграна, но, освободившись от гнетущего страха, старался всячески ободрить себя новыми планами… В конце концов много ли старику нужно? Отчизна от него отвернулась… Но была ли когда-нибудь эта казацкая страна, которой столько лет он управлял, его отчизной?
Забывая все хорошее, Мазепа припоминал десятки обид и огорчений, усиливал в себе злобное чувство к «москалям» и «хлопам»… Нет, он никогда не любил эту отчизну, он презирал ее… Досадно, конечно, что сорвалось задуманное дело и он не стал неограниченным владыкой этих глупцов. Жалко потерянных неисчислимых богатств, однако и с этим можно старику помириться… У него осталось еще золото, он купит превосходное имение и доживет остаток дней без хлопот, тихо и мирно.
40
Помимо пушек и знамен под Полтавой и Переволочной русские захватили у шведов 5400 кавалерийских и артиллерийских лошадей, 21630 ружей и карабинов, 220 пудов пороха, 32 840 шпаг и палашей, большое количество всякой воинской амуниции.
Был захвачен почти весь шведский обоз. Попала в руки русских и часть имущества Мазепы, стоимостью в 300 тысяч рублей.