Источники не подтверждают гипотезу Н.И. Костомарова, что инициатива похода на Москву принадлежала Я. Сапеге[2307]. Во время похода русское и наемное войска самозванца двигались отдельно друг от друга[2308]. Царик и его бояре, как видно, не желали повторять ошибок прошлого и становиться заложниками иноземных солдат. Калужский режим отличался от Тушинского тем, что созданные здесь институты государственной власти пока не были подконтрольны иноземным солдатам. В действиях калужского руководства четко просматривалось стремление установить государственный порядок в традиционных для России формах, который бы являлся альтернативой Московскому. Вместе с тем нельзя не видеть, что появление под знаменами самозванца наемного войска создало те же проблемы, что и ранее в Тушине и у М.В. Скопина-Шуйского. Содержание наемного войска требовало огромных сумм, которые невозможно было собрать в разоренной стране на территориях, контролируемых самозванцем. В ожидании «заслуженного» солдаты были готовы грабить и убивать без всякой жалости жителей захватываемых ими городов и сел, несмотря на все просьбы и увещевания царика «беречь» его подданных.
Жители Медыни целовали крест Лжедмитрию II сразу после Клушинской битвы 27 июня (7 июля) 1610 г. еще до выступления войска самозванца в поход, поэтому оно миновало город без особых осложнений как для солдат, так и для горожан. Здесь войско пополнилось отрядом донских казаков, которые были освобождены С. Жолкевским из тюрьмы в Можайске[2309]. Боровчане в отличие от медынцев отказались присягнуть царику и жестоко за это поплатились. Они вместе с воеводой кн. М.К. Волконским сели в осаду в Пафнутиево-Боровском монастыре. Волею случая игуменом монастыря являлся «старый знакомый» Я. Сапеги по троицкой осаде, бывший архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иоасаф, недавно переведенный Василием Шуйским на эту должность. Иоасаф, как прежде в Троице-Сергиевом монастыре, убедил братию, дворян и стрельцов сесть в осаду и дать отпор врагу. Казалось, история повторяется, но на этот раз исход борьбы оказался иным. После трех неудачных попыток захватить монастырь, сапежинцы предприняли решительный штурм крепости 5 (15) июля 1610 г. В критический момент боя второй и третий воеводы Яков Змеев и Афанасий Челищев допустили оплошность. Они не успели вовремя закрыть ворота крепости. Враги ворвались в монастырь. Началось избиение застигнутых врасплох монахов и мирян. Воевода Михаил Волконский с мечом в руках в одиночку встал против врагов в воротах собора, в отчаянии пытаясь защитить святыни, молящихся монахов, стариков, женщин, детей. Он дрался как лев и пал под саблями врагов, изнемогая от усталости и ран у левого крылоса. Поляки ворвались в собор и учинили резню. Игумен Иоасаф вместе с другими принял мученическую смерть у гроба св. Пафнутия Боровского. В Дневнике сохранилась собственноручная помета Яна Сапеги: «чернецов осталось 9 человек из 80, прочих убито 4.000 человек». Наемники до нитки ограбили город и монастырь, не пощадив раки Пафнутия Чудотворца[2310].
После захвата Боровска отряды Лжедмитрия II открыли себе дорогу на Москву, стены которой могли достичь по Калужской дороге за несколько переходов. Однако вместо того, чтобы двигаться дальше по прямой дороге, войско самозванца неожиданно повернуло и вышло сначала на Серпуховскую, а затем и на Коломенскую дорогу, потеряв на продвижении к Москве обходными путями 10 дней[2311]. Секретари Я. Сапеги постарались объяснить причину этого маневра стремлением гетмана разгромить приглашенное В. Шуйским 20 тыс. войско крымских татар во главе с царевичем Баты-Гиреем. После безуспешных попыток Я. Сапеги в течение 11 (21) — 15 (25) июля 1610 г. навязать бой крымцам, выяснилось, что они ушли в степи[2312].
Секретари гетмана, по-видимому, умолчали о главной причине предпринятого маневра. В Боровске отряды самозванца вплотную приблизились к наступавшему к Москве из Можайска войску С. Жолкевского. Стало ясно, что у самозванца в борьбе за столицу имеется опасный соперник и вот-вот могут вспыхнуть открытые столкновения между польскими и воровскими полками. Я. Сапегу и его солдат, надеявшихся в конце концов уладить отношения с королем и вернуться на родину, такое развитие событий явно не устраивало. Страсти настолько накалились, что, как видно из записей Дневника Я. Сапеги, царик выступил из Боровска 8 (18) июля 1610 г., оставив свое наемное войско. Я. Сапега день спустя был вынужден его догонять. 10 (20) июля 1610 г. Я. Сапега созвал Войсковое собрание[2313]. Нам удалось обнаружить артикулы этого собрания среди бумаг Ску-Клостерской коллекции польских рукописей в Швеции. Солдат, как видно из артикулов, волновал только один вопрос — как получить заслуженное. Они прекрасно понимали, что дальнейшая служба самозванцу чревата для них разрывом всяких отношений с родиной, но и возвращение к Сигизмунду III ничего не решало, так как король уже неоднократно отказывался им платить. Выход солдаты видели в том, чтобы принудить самозванца «бить челом» королю о вассалитете. Если русские люди признают Сигизмунда III, то «обманщик», как вассал короля, может получить удел в Польше или Литве и рассчитаться с солдатами. Если же русские люди признают царика, то его вассальная зависимость позволит избежать войны с королем и даст возможность выплатить наемникам их деньги. «Обманщик», выслушав эти речи заявил солдатам, что не сможет расплатиться с ними, если не займет Москвы[2314]. Прекрасно понимая, что буквально у ворот столицы может остаться без доброй половины своего войска, царик дал солдатам ассекурацию — долговые обязательства. Документ также пока не отыскан, но, судя по записям дневника Я. Сапеги, он повторял сентябрьскую 1610 г. ассекурацию самозванца. Самозванец поклялся урегулировать отношения с королем, наградить солдат в течение десяти дней после взятия столицы, а если же произойдет задержка, передать солдатам доходы с Рязанской и Северской земель[2315]. По настоянию Я. Сапеги к С. Жолкевскому были отправлены послы наемного войска, которые должны были известить коронного гетмана, что вскоре к Сигизмунду III приедет посольство Лжедмитрия II с просьбой не захватывать те крепости, которые «рыцарство добыло своею кровью»[2316]. История с наемным войском самозванца повторялась, но уже в виде фарса.
2310
Новый летописец. С.98–99;
2315