Пример Лжепетра оказался заразительным. М. Перри, опираясь на пространную редакцию Летописи кармелитов, установила, что уже летом 1606 г. вскоре после восстания астраханцев против В. Шуйского в городе появились сразу три «царевича» — Иван-Август, Лавр и Осиновик[226]. К весне 1607 г. появление лжецаревичей в станицах донских, волжских, терских и запорожских казаков стало массовым явлением[227]. Они звались «царевичами» Федором, Клементием, Саввелием, Семионом, Василием, Брошкой, Гавриилом, Мартыном — «детьми» или «внуками» Ивана Грозного[228]. Лжеиван-Август, к примеру, заявил астраханцам, что якобы является сыном царя Ивана Грозного и Анны Колтовской, Лжелавр, судя по данным грамоты Лжедмитрия II в Смоленск 14 (24) апреля 1608 г., называл себя внуком Ивана Грозного, сыном царевича Ивана Ивановича и Елены Шереметевой. Авторы позднего Нового летописца утверждают, что якобы Лжеосиновик объявил себя внуком Грозного, а Лжелавр — сыном царя Федора Иоановича. Подлинные имена самозванцев неизвестны, хотя современники, по словам авторов Нового летописца, прекрасно знали, кем они были до того, как стали казаками: «иной боярский человек (т. е. холоп. — И.Т.), а иной мужик пашенной (т. е. крестьянин. — И.Т.)»[229].
Интересны сохранившиеся в источниках сведения об Иване-Августе. Монахи-кармелиты, имевшие личную встречу с «царевичем» и общавшиеся с его приверженцами, подметили важные детали. Они указали, что самозванец, так же как Лжепетр, был приведен (выделено нами. — И.Т.) в Астрахань казаками. Астраханцы подняли восстание против Василия Шуйского именем «царя Дмитрия», и местные самозванцы, как и Лжепетр, никогда не претендовали на то, чтобы занять место «дяди». Монахи во время встречи на острове Икчиборе на Волге попросили Ивана-Августа помиловать кн. И.П. Ромодановского, но он заявил им, что не может совладать со своими казаками. Посол Василия Шуйского в Персию и его сын были казнены[230]. Примечательно, что, говоря о походе астраханских повстанцев в Тушино летом 1608 г., автор Нового летописца написал: «Те же воры казаки с Августом и Лаврентьем поидоша под Москву к Тушинскому вору…»[231]. Сделанные наблюдения позволяют говорить об одинаковой природе движений Лжепетра и астраханских самозванцев. «Казацкие царевичи» были символами антиправительственного движения, а не вождями народных масс и целиком зависели от решений казачьего круга.
Организаторы интриги Лжепетра задумали ее как оправдание своего похода к Лжедмитрию I в Москву[232]. После свержения Григория Отрепьева и открытого конфликта между повстанцами и московскими властями эти ухищрения были явно ни к чему. Они, вероятно, понадобилось рядовым казакам, чтобы обойти официальное решение Войскового Круга о невмешательстве Всевеликого Войска Донского в борьбу правительства и повстанцев, принятое летом 1606 г. после выдачи Василием Шуйским жалования и припасов донцам[233]. Не случайно казацкие самозванцы, подобно Лжепетру, действовали именем «царя Дмитрия», не претендовали на руководство повстанческим движением и после появления Лжедмитрия II в Стародубе поспешили к нему на службу.
§ 2. Призрак Лжедмитрия II в Москве
Известно, что подготовка самозванческой интриги Лжедмитрия II началось задолго до его появления на Северщине. Уже на следующий день после убийства Лжедмитрия I, по свидетельству находившихся в столице иноземцев, по Москве поползли слухи, что «царь Дмитрий» спасся[234]. Окружные грамоты В. Шуйского, дневники польских послов, А. Рожнятовского, написанные по горячим следам, позволяют восстановить точную хронологию, интерпретировать данные поздних источников и выяснить, как развивались событий в те тревожные для России дни[235].
229
230
Berthold-Ignace de Sainte-Anne Histoire de l’Etaslissement de la mission de Perse. Brussele, 1885. S. 194–195.
233
234
235
Грамота царя В. Шуйского в Пермь 20 (30) мая 1606 г. о своем восшествии на престол // ААЭ. Т. 2. № 44. С. 100 и др.; Дневник польских послов. С. 230–262;