Сразу же после убийства Лжедмитрия I бояре-заговорщики сделали все, чтобы оправдать себя в глазах москвичей, поднявшихся на поляков, но не против «царя Дмитрия». Жителям столицы объявили, что «царь Дмитрий» является в действительности самозванцем — «расстригой» Григорием Отрепьевым, который якобы замышлял вместе с «Литвою» заменить православную веру католической, а бояр и дворян — магнатами и шляхтой[236]. Тело самозванца притащили на двор вдовствующей царице-иноке Марфе Нагой, и она публично отреклась от своего мнимого сына[237]. Людям показывали брата Отрепьева, очень на него похожего[238]. Тела самозванца и убитого вместе ним боярина Петра Басманова выставили на всеобщее обозрение 17 (27) мая 1606 г. на три дня[239]. Возле тела «чернокнижника» положили театральную маску, объявив народу, что она будто бы висела в покоях самозванца вместо икон. В губы «слуги дьявола» вставили дудку[240]. Прошел слух, что на запятке сапога самозванца нашли крестик, который он там якобы носил[241]. Стремясь окончательно разоблачить Лжедмитрия I и оправдать свои действия, новый царь, Боярская дума и Освященный собор приняли весьма опрометчивое решение о канонизации царевича Дмитрия. В нарушение всех церковных традиций, из политических соображений новым святым должен был стать человек, долгое время официально считавшийся самоубийцей. Власти отправили 21 (31) мая 1606 г. в Углич для обретения мощей «нового страстотерпца» особую комиссию Боярской думы и Освященного собора[242].
Тело Лжедмитрия I, по свидетельству очевидцев, было сильно обезображено, что сразу же вызвало разные толки. Голландец И. Масса и наемник К. Буссов отметили, что несмотря на многочисленные раны хорошо рассмотрели убитого и убедились, что это несомненно «царь Дмитрий»[243]. Но были и такие, кто хотел увидеть иное. Примечательно, что в основном это были иноземцы. Купец-француз Бертран де Кассан, побывав на площади, заявил капитану Ж. Маржарету, что это несомненно кто-то другой, а не Лжедмитрий I[244]. К. Буссов заметил, что «поляки в первый же день мятежа распространили слух, что убитый не царь Дмитрий»[245]. Они, как видно из приведенных строк, готовы были поверить в чудо в надежде вырваться из плена. Пищу для слухов, как видно из записок И. Массы, давал Я. Бунинский, подробно описавший в частных разговорах знаки на теле Лжедмитрия I, которые он якобы неоднократно видел в бане и которых на трупе не оказалось[246]. Пошли разговоры, что волосы и ногти у покойного слишком длинны, тогда как «царь Дмитрий» перед свадьбой их постриг. Поговаривали и о якобы жившем в царских хоромах двойнике, который и был убит[247]. Позднее даже назвали его имя — Петр Борковский[248]. Аналогичные слухи распространяли и русские приверженцы самозванца. Некий дворянин, приехавший оглядеть тело убитого, неожиданно крикнул в толпу, что это не «Дмитрий» и ускакал во весь опор[249]. Но таких свидетельств очень мало. Москвичи слишком хорошо знали Григория Отрепьева на всех этапах его головокружительной карьеры, чтобы дать себя убедить, что убит кто-то другой.
В те же дни стало известно, что в ночь переворота из Кремля исчез любимец самозванца М.А. Молчанов, а из конюшен пропали лошади, в том числе любимый конь самозванца Дьявол. Камердинер самозванца Хвалибог, сообщив в 1607 г. в своей записке об исчезновении М.А. Молчанова и лошадей, прямо говорит, что действия беглеца породили в народе слух о чудесном спасении «царя Дмитрия» вместе с Михаилом Молчановым и некоторыми другими ближними людьми[250]. С. Немоевский и И. Масса зафиксировали появление этого слуха в своих записках, отметив, что среди москвичей распространился слух о бегстве «Дмитрия» вместе с ближним служителем Михаилом Молчановым[251]. Примерно в то же время бывший секретарь Лжедмитрия I С. Бучинский сообщил Ж. Маржарету, что «один молодой русский вельможа, весьма любимый и жалуемый Дмитрием, который весьма на него походил…совершенно исчез…». Капитан царских мушкетеров попытался докопаться до истины. Ему удалось установить, что трех лошадей из царских конюшен потребовали «после полуночи от имени императора Дмитрия» (выделено нами. — И.Т.). Служителей, выдавших лошадей, Василий Шуйский замучил до смерти на пытках[252]. Любимец самозванца, как видно из приведенных данных, в минуту опасности бросил своего покровителя, воспользовался его именем, чтобы выбраться из дворца, и тем самым дал пищу для слухов о чудесном спасении Лжедмитрия I. Примечательно, что источниками этих слухов вновь были иностранцы.
242
Житие царевича Дмитрия, внесенное в минеи Г. Тулупова // Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою комиссиею (РИБ). СПб., 1909. Т. 13. Стб. 892, Житие царевича Дмитрия, внесенное в минеи Милютина // Там же. Стб. 918; Крестоцеловальная запись Василия Шуйского // ААЭ. Т. 2. № 44.2. С. 102.
243
247
249