Съезд рокошан в отсутствие «царя Дмитрия» принял решение отложить восстание против короля до сейма 1607 г., что несколько разрядило обстановку в Речи Посполитой. Сигизмунд III и его окружение использовали передышку, чтобы принять меры против самозванца. В начале октября 1606 г. Г.К. Волконский и А. Иванов выведали, что Самборский вор назначил Заболоцкого «гетманом» и послал было на Северщину с небольшим отрядом. В строгом соответствии с инструкциями короля канцлер Лев Сапега задержал «гетмана» и его солдат и послал в Самбор недавно вернувшегося из Москвы слугу Гридича «дозирать» самозванца[317]. В конце октября 1606 г. русские послы выяснили, что Гридич, прибыв в Самборский замок, Вора там не нашел. Ему сообщили, что «Дмитрий» якобы «живет в монастыре, не кажется никому» и в «чернецком платье за грехи каетца»[318]. Прибывший из Кракова в Самбор бывший духовник Лжедмитрия I подтвердил данные Гридича и высказал предположение, что самозванец, возможно, скрывается в монастыре у монахов-бернардинцев. Последовавшая вслед за этим проверка властями бернардинского монастыря вновь не обнаружила «каящегося» самозванца[319]. Как видно, меры принятые русскими и польскими властями, загнали М.А. Молчанова и его сообщников в угол. Если раньше они беспокоились, как доказать людям, хорошо знавшим первого самозванца, что Лжедмитрий I и Самборский затворник одно и то же лицо, то после обнародования в России и Речи Посполитой точного портрета М.А. Молчанова нужно было опровергать утверждение, что Самборский самозванец является бывшим любимцем Лжедмитрия I. Всложившихся условиях М.А. Молчанов не решился публично взять на себя роль «чудом спасшегося царя Дмитрия». Он исчез, чтобы год спустя появиться в должности «окольничиго» Тушинского вора[320]. В конце 1606 г. в России и Речи Посполитой прошел слух, что М.А. Молчанов уже в качестве воеводы «царя Дмитрия» готовит большое войско для оказания помощи русским повстанцам[321]. Слухи явно преследовали цель снять подозрения с пленных Мнишков и подготовить почву для появления нового самозванца. Провал планов организации новой самозванческой интриги в Самборе стал причиной специфического явления в истории Смуты, которое Р.Г. Скрынников метко назвал «самозванщиной без самозванца»[322].
§ 4. Лжепетр и Лжедмитрий II
Осенью 1606 г. после исчезновения М.А. Молчанова из Самборского замка организация самозванческой интриги вступила в новую стадию. Воеводы «царя Дмитрия» И.И. Болотников, И. Пашков и П. Ляпунов нанесли тяжелые поражения правительственным войскам и подошли к Москве. В городе начались волнения народа. Появление «царя Дмитрия» могло склонить чашу весов в пользу повстанцев. Они слали гонца за гонцом, безуспешно умоляя Самборского вора прибыть в стан под Москвой[323].
Ситуация начала меняться, когда за дело взялись Лжепетр и казаки. Точных данных относительно времени прибытия отряда царевича Петра в Путивль в источниках не сохранилось. И.И. Смирнов, опираясь на материалы посольства Г. Волконского и дневника А. Рожнятовского, склонялся к мысли, что самозванец обосновался на Северщине «еще во время осады Москвы Иваном Болотниковым» в декабре 1606 г.[324] В.Д. Назаров и Б.Н. Флоря, исходя из данных польских документов, пришли к выводу, что казаки прибыли в Путивль в начале ноября 1606 г.[325] С мнением исследователей можно согласиться. «Воровские» казаки двигались по рекам в стругах и, вероятно, постарались достичь Северщины до того как их сковал лед.
Вступив в город, Лжепетр приказал привести к нему на суд всех пленных, содержавшихся в путивльском застенке. Те, кто принес присягу «царю Дмитрию и его племяннику», получили у самозванца воеводские чины, те же, кто отказался им служить, — казнены[326]. И.И. Смирнов и В.И. Корецкий полагали, что с этого момента произошло усиление классовой борьбы и дальнейшее размежевание сил в повстанческом лагере[327]. Р.Г. Скрынников пришел к выводу, что действия «вольных» казаков и Лжепетра вскрыли противоречивые тенденции в повстанческом движении. С одной стороны, они несомненно способствовали радикализации социального противоборства, с другой — положили начало «перерождению» повстанческого движения, о чем, по мнению исследователя, говорит боярско-дворянский состав Думы Лжепетра и воеводские назначения в повстанческом войске[328]. М. Перри совершенно справедливо указала, что повстанцы в Путивле не пытались подменить одного самозванца другим. Лжепетр и его казаки продолжали служить «царю Дмитрию» и признавали его «старейшинство»[329]. Однако это наблюдение не противоречит гипотезе Р.Г. Скрынникова. Появление «принца крови» в повстанческом лагере сделало его центром возрождающейся традиционной социально-политической системы, что объективно вело к перерождению повстанческого движения[330].
320
Письмо кн. Ф.Ф. Мещерского и М.А. Молчанова Я. Сапеге в феврале 1609 г. // Архив Санкт-Петербургского филиала Института российской истории Российской академии наук (АСПбФИРИ РАН). К. 124. Собр. С.В. Соловьева. Оп. 1. Ед. хр. 402;
327