Автор Нового летописца утверждает, что на Незнани кн. М.В. Скопин-Шуйский обнаружил в своем войске «шатость» — заговор, который якобы организовали кн. И.М. Катырев-Ростовский, кн. Ю.Н. Трубецкой и кн. И.Ф. Троекуров[695]. Царь приказал племяннику срочно отвести войска в Москву. Вскоре после возвращения с р. Незнани, «заговорщики», принадлежавшие к группировкам оппозиционным Шуйским, были отправлены в опалу: кн. И.М. Катырев-Ростовский — в Сибирь[696], кн. Ю.Н. Трубецкой — в Тотьму, кн. И.Ф. Троекуров — в Нижний-Новгород; дворяне Я. Желябужский, Ю.Г. Нефтеев-Толстой — казнены[697]. Сообщение Нового летописца с трудом поддается проверке, т. к. другие источники не содержат сколько-нибудь полных данных о заговоре, однако косвенные свидетельства говорят о том, что «шатость» действительно имела место. А. Рожнятовский зафиксировал в своих записях за 1 (11) и 5 (15) июня 1608 г., что получены вести об измене всех бояр Шуйскому и о мятеже в столице, во время которого одни выступали за царя, другие — «ни за ту, ни за другую сторону»[698]. Помимо этого, биографии князей И.М. Катырева[699], Ю.Н. Трубецкого[700], И.Ф. Троекурова, подтверждают факт их опалы после похода на Незнань[701].
Происшествие на Незнани вызвало различные трактовки в литературе. Н.М. Карамзин полагал, что составители «гнусного заговора», решив, что пришла гибель Шуйского, попытались, подобно П.Ф. Басманову в 1605 г., добиться милости у бродяги, составив в войске заговор в его пользу[702]. С.Ф. Платонов обратил внимание, что власти обвинили в «шатости» близких родственников Романовых. Исследователь пришел к выводу, что во главе мятежников стоял второй воевода Большого полка И.Н. Романов. Заговор, по его мнению, был «чисто боярской шатостью», затеянной кружком Романовых[703]. И.С. Шепелев совершенно справедливо указал, что вопреки утверждению С.Ф. Платонова, измена И.Н. Романова не подтверждается данными источников и что в заговоре помимо родни Романовых приняли участие дворяне и другие воины. Он полагал, что «шатость в полках» нельзя сводить к «боярской шатости». Она, по мнению историка, тесно связана с внутриклассовыми противоречиями, недовольством известной группы бояр и дворян политикой Шуйского, искавших новую кандидатуру в цари и готовых использовать самозванца для свержения соперника с престола[704]. С последним выводом исследователя трудно согласиться. В источниках отсутствуют какие-либо указания, что заговорщики намеревались использовать самозванца для свержения Василия Шуйского.
Проявлению «шатости» на Незнани можно найти иное объяснение. Р. Ружинский и И.М. Заруцкий прекрасно знали, что местность вдоль Калужской дороги разорена в 1606–1607 гг., поэтому из Калуги вступили не прямо на Москву, а в направлении Смоленской дороги[705]. В результате этого маневра под ударом оказались уезды с развитым дворянским землевладением: Вязьма, Дорогобуж, Можайск, Звенигород. Боязнь, что «воровские» отряды разорят поместья и разграбят их имущество, по-видимому, и породила шатость на Незнани. Дворяне и дети боярские, подобно служилым людям Замосковья после Рахманцевского сражения, вероятно, стали покидать правительственное войско, чтобы попытаться защитить свои семьи и имущество на местах. Это в конце концов заставило кн. М.В. Скопина-Шуйского срочно отвести полки к столице.
Рассказ Нового летописца об отступлении правительственного войска с Незнани создал иллюзию, что «шатость» в полках будто бы парализовала действия московского руководства, в результате самозванец смог беспрепятственно подойти к Москве. Среди записей лета 1608 г. в Разрядных книгах имеется Роспись посылок из Москвы воевод по окрестным дорогам, которая помещена после Ходынского сражения. Составители, по видимому, допустили неточность, т. к. упомянутый в Росписи кн. В.Ф. Литвинов-Мосальский во время сражения на Ходынке попал в плен[706], откуда бежал только 31 августа (10 сентября) 1608 г.[707] Роспись, таким образом, следует датировать временем до начала Ходынского сражения, то есть концом мая — началом июня 1608 г., когда самозванец приближался к Москве. Сделанное наблюдение показывает, что, получив известие об уходе войска самозванца с Калужской дороги, Василий Шуйский и его советники предприняли срочные меры, чтобы выяснить планы врага. Они отправили разведывательные отряды по дорогам, ведущим в столицу: стольника кн. В.Ф. Литвинова-Мосальского — по Звенигородской дороге[708]; дворян московских кн. Я.П. Барятинского — по Калужской[709]; И.М. Возгирю-Бутурлина — по Волоцкой[710]; кн. М.П. Барятинского — по Каширской дорогам[711]. Эти меры явно запоздали. Самозванец вышел на Смоленскую дорогу в районе Борисова и направился по ней к столице. Его движение мало походило на победоносное шествие Лжедмитрия I после Кром. Вопреки утверждению И.С. Шепелева, жители западных уездов России без особого энтузиазма встретили «воровские» отряды. Источники не содержат никаких данных о выступлениях крестьян в поддержку воинов самозванца[712]. Местные дворяне, по свидетельству Нового летописца, постарались вывезти свои семьи в Москву и Смоленск[713]. Они явно опасались, что, согласно указу самозванца, их жены и дочки могут стать добычей победителей: бывших холопов, казаков и др. Борисов оказался покинут жителями. Можайск приверженцам самозванца пришлось подвергнуть артиллерийскому обстрелу прежде, чем его жители сдались[714]. Пробивавшийся на помощь самозванцу из Литвы ротмистр Бобовский, был вынужден принять тяжелый бой у Звенигорода с отрядом кн. В.Ф. Мосальского[715]. Приведенные данные не подтверждают гипотезы И.С. Шепелева о восстаниях рядового населения западных уездов России в поддержку самозванца и расправах над помещиками и местной администрацией[716]. Наоборот, местные миры пытались оказать сопротивление врагу, но, не получив помощи от В. Шуйского, были вынуждены уступить силе, в надежде присягой спасти свои семьи и имущество. Их действия сильно напоминают поведение земских миров Замосковья после прорыва сюда отрядов Я. Сапеги осенью 1608 г.
696
Занял место первого воеводы в Тобольске, взамен умершего окольничего М.М. Салтыкова и находился в этой должности до зимы 1612 г. См.:
700
Новый летописец. С. 80. Зять близкого к Филарету боярина М.Г. Салтыкова. См.:
701
Новый летописец. С. 80. Женат на Анне Никитичне Романовой — сестре Филарета Романова и боярина И.Н. Романова. См.:
707