Тайгон сидел на коленях возле самого центра круга и, закрыв глаза, мерно дышал, собираясь с силами. Его татуировки горели даже сквозь кимоно — по спине, хвосту и нижнему ряду ребер.
Райга поставил перед Нэм колчан, выведя ее из задумчивости:
— Думаю, сейчас с меткостью у тебя весьма плохо. Главное — попади в тело, дальше стрела сама все сделает.
Нэм непонимающе нахмурилась, но Райга уже отвернулся и ушел к своему луку и стрелам.
Фыркнув, она вытащила стрелу за древко. Руки едва заметно подрагивали.
Пожалуй, Райга был прав. Нервный тремор никогда не добавлял точности и меткости.
Нэм повертела стрелу в руке, провела ногтем по оперению. Охотницы использовали перья ангелов для своих стрел, а кошки?
На ощупь перья были точно такими же.
Тогда в чем их особенность? И что сделают стрелы, попадя в цель?
Разве что вдоль наконечника было что-то написано на незнакомом языке. Какие-то черточки, угловатые символы, похожие на буквы, и немного…
Почувствовав опасность, Нэм вскинула голову и увидела летящую в нее стрелу. А за ней — Райгу. И застыла, как вкопанная.
Стрела скользнула над ее плечом, и Нэм повернулась за ней.
Там уже были ангелы.
***
Тора занесла копье Берлинды над самым центром нарисованного круга. Кровавые надписи засияли лиловым, связываясь с копьем. По периметру заискрила энергия.
И Тора ударила.
Купол, почти точная копия того, что удерживал Самсавеила, сомкнулся над ее головой, защищая и Тайгона, и саму Тору. Древко копья растрескалось, но выдержало.
Выдохнув, шисаи встряхнула руками и огляделась.
Сквозь полупрозрачную лиловую пелену отлично было видно все вокруг.
И храм Ясинэ, оставшийся далеко внизу — под уступом горы. И заснеженный лес, буро-белые поля — все испещренные крохотными точками, в которых только интуитивно узнавались Охотницы, шисаи и куно. Серое-серое небо, в котором терялись такие же серые крылатые пятна.
Тучи сгущались. Стягивались со всей империи на зов.
Ветер, вздымающий волны по ту сторону гор, взбирался на хребет и сквозил обжигающе холодной влагой. Соль и лед.
И вот тучи и ветер сомкнулись, накрыв ангелов, Верховного шисаи и Нэм.
Буря, повинуясь воле Тайгона, разрасталась все сильнее. Ветер нагнетал холод, и с серых облаков сыпался снег. Буря стегала крылатых осколками льда, мешая летать, мешая сражаться и даже дышать.
Но они не отступали. Как и их охотницы — в пелене из снега и морской соли.
Они и не думали отступать.
— Думаю, достаточно, — Тора коснулась плеча Тайгона.
Он кивнул. Татуировки погасли, и вместе с ними постепенно стихла и буря.
Небо расчертили стрелы — от Райги и, с запозданием, Нэм. Вспарывая небо, они попадали в ангелов — в крылья, в одежду, в головы. И тут же вспыхивали лиловым пламенем.
Тора воздела руки к небу, коснулась самого купола, и маленькие молнии затрещали по ее пальцам. Как и шестикрылый серафим, она не могла выбраться из своего купола. Как и к нему, никто не мог попасть внутрь купола.
Но из купола мог вырваться зов.
Призыв демоновой кошки, кумова отродья.
***
Снежный полдень обернулся в полночь.
Ветер подул в сторону смерти.
Все, что до этого казалось темными тучами, почернело и расплылось демоновыми щупальцами, вспарывающими воздух, бурю и живых.
Кумо-стражи стягивались к полю боя, возникая из ниоткуда. И с присущим только им диким звериным голодом они пожирали всех.
Наглухо черное небо взрезывали стрелы и, попадя в крылатую цель, они вспыхивали священным лиловым пламенем.
Нэм вскинула лук с кошачьей стрелой, но выстрелить — не смогла.
В неровном полете сложно было не узнать Кайно — в белоснежной форме, двукрылого, если то, что оставили от его крыльев, можно было вообще ими назвать.
Он был все тем же. Упрямый и честолюбивый. Император.
Выстрелил Райга.
В голову.
Священный пламень взметнулся от острия, по древку, и охватил все тело крылатого императора. И тот рухнул, прочертя за собой насыщенно лиловый след, в объятья самой тьмы.
Мгла сгущалась, впитывая жизни — одну за другой, звуки — каждый душераздирающий крик, боль — до самого дна. Для кумо не было ни друзей, ни врагов. Только зов, и маленькая просьба маленькой кошки — не убий меченых.
Они приближались и к горам, смыкаясь в кольцо, чтобы поглотить все, кроме неразрушимого купола. Чтобы поглотить всех.
Тьма постепенно спрятала в своем ненасытном чреве охотниц, ангелов, и, подобралась совсем близко. Было слышно неразборчивый треск черных стражей. Ближе. И ближе.
Когда они щупальцами царапнули камни уступа, Райга обернулся к Нэм:
— Амулет с тобой?
Нэм вытащила из-под куртки веревку и показала ему.
Половина амулета отсутствовала, раздавленная мощной рукой старого медведя.
Совершенно черный обломок амулета рассыпался прямо в руке. А точно такой же символ, вышитый на форме шисаи, сиял лиловым.
Кумо слепо ощупали воздух совсем рядом, и от их присутствия волосы встали дыбом.
Глаза Райги округлились. Он бросил встревоженный взгляд на кумо. На символ на своей груди, защищающий его от них. На Нэм.
Позади нее растекалась мгла. Она клубилась, кружилась, будто лилово-черное варево, обжигающе ледяное. Будто само небо спустилось и, зацепившись за горы, принялось озверело метаться. Дикий и древний голодный зверь, сотканный из проклятых душ.
Щупальце коснулось спины Нэм.
И Райга за шиворот снял с себя форму. Затрещала ткань, разрываясь по наручам.
Он одним рывком натянул свою одежду с вышитым символом ей на голову.
И тьма — отступила.
Чтобы сомкнуться на нем — последнем из тех, кого мгла имела право сожрать живьем.
Стражи подхватили его, как тряпичную куклу, и швырнули на купол, смыкаясь вокруг него.
Нэм закричала. Бросилась к ним и, вцепившись в призрачные щупальца, потянула на себя.
Они не могли убить ее, не могли навредить. Они просто отбросили ее. А когда она поднялась, откинули снова.
Ты не умрешь, нет, но и помешать не сможешь никогда и ни за что.
Мглу взрезало лиловое пламя — будто ошпарило лед из горя и смерти.
И сквозь священный огонь пробивались очертания Верховного шисаи — татуировки, покрывающие спину в узоре из перьев, лиловые глаза — без белка, без радужки. Пламя пожирало черных стражей, отчаянно сопротивляясь смерти. Последней смерти.
И пламя потухло.
***
Тора, неистово крича из купола, только бессильно колотила кулаками лиловую преграду.
Кумо не слушали ее, будто бы даже не слышали. Продолжая по маленьким кусочкам разбирать все естество Верховного шисаи.
Зарычав во всю мощь львиных легких, Тора сломала ногой древко копья.
Купол пал.
Она выхватила из земли то, что осталось от копья, и швырнула в стражей.
— ХВАТИТ! — закричала она, взмахивая рукой.
Черная мгла сомкнулась на ней.
— Спасибо…
И отступила.
Полночь смерти обернулась в алый закат.
С неба посыпался ослепительно-белый снег — крупными невесомыми хлопьями.
Он падал на голый лес, на тела, на догоревшие костры, на камни.
Тайгон сложился пополам, пытаясь отдышаться, и болезненно застонал. Тора, дрожа всем телом, медленно подошла к Райге. Тому, что от него осталось.
Все его тело покрывали ожоги — совершенно все, целиком, выгорели даже глаза, хвост — до самых костей. Охотница Нэм сидела рядом, дрожащей рукой гладила воздух возле его лица, боясь причинить боль, и горько-горько плакала — беззвучно, только лились горячие слезы и замерзали, капая на руки.
Возле тела Райги Тора рухнула на колени. Белая, как окружающий ее снег.
Ее била крупная дрожь, обрывистое дыхание больше походило на хрип, будто она захлебывалась воздухом.
Вокруг гуляла смерть.
Остатки черных стражей стелились по горам, будто разрываемые камнями на части, медленно таяли в снежных облаках. Но все уже свершилось. От херувимов остался лишь дым погребальных костров из священного пламени — оно погасло со смертью Райги. От Охотниц — только тела.