***
Нэм сидела возле золотого купола на площади перед ангельским замком и полировала извитый клинок.
Люди собирались на площади. Разные люди. И охотницы, и сами кошки, и те ангелы, что Кайно оставил в замке, и вассалы округов, и их свита. Многие-многие люди.
Они общались между собой, изредка бросая на нее взгляды — сквозь замерзший розарий.
Из дверей двенадцатого кошачьего храма вышел Верховный шисаи. Все взгляды мгновенно обратились к нему. Он обернулся и подал руку идущей за ним кошке.
И на широкие длинные ступени из белого мрамора ступила она.
Белоснежный череп и лысые звериные уши были изрезаны лиловыми татуировками.
Глаза сияли, будто в радужке плескалось священное пламя.
И двенадцать слоев кимоно — по слою на каждый кошачий храм, на каждый округ, плотно обнимали ее тело.
Она спустилась к площади и, отпустив руку Верховного шисаи, пошла сама.
Медленно, слегка покачиваясь от тяжести наряда. С гордо поднятой головой и спокойным, даже равнодушным, взглядом.
Кимоно стелились за ней, разворачиваясь шлейфом от самого храма. И длинный подол все не кончался.
Верховный шисаи медленно подошел к Нэм. Вальяжно, мягко, будто императорский лев в своем праве.
Он был одет в парадное кимоно и лиловый хаори — как знак его власти, его силы. На поясе висел вакидзаши вместе с парным танто.
Он остановился перед ней и улыбнулся знакомой улыбкой — даже усмешкой. Глаза цвета серого льда прищурились. И он заговорил тем самым, до боли знакомым голосом:
— Боюсь, мне снова нужна твоя помощь.
— Да, Райга, — Нэм таращилась на него во все глаза, не веря.
Это был он. Те же всклоченные волосы, то же лицо. Холодный взгляд и немного с презрением изогнутые губы.
Это не мог быть никто иной. Та же походка, те же жесты.
Голос, манера. Даже запах.
Это был Райга.
Но это не мог быть он.
— Все знают, что охотница Нэм предала ангелов ради Верховного шисаи Райги, — продолжал он уже другим голосом, поняв ее замешательство. — Все знают, что между Нэм и Райгой было что-то личное. И как бы ни хотел Райга отрицать это, оно слишком очевидно для других.
Нэм сглотнула и невольно посмотрела за спину Верховного шисаи, говорившего голосом Тайгона.
— Я знаю, что я не тот, — Тайгон грустно улыбнулся, уже своей улыбкой, не его. — Я совсем не тот кот, что дорог тебе. Но я прошу тебя притвориться, что ты — моя пара.
Нэм нервно засмеялась, пристально следя за каждым движением Тайгона. Это одновременно был и не был он. Но и Райгой он не был тоже. Как будто в эти мгновения он был кем-то между ними, таким похожим на них обоих.
Но на Райгу он был похож больше.
— А что входит в это притворство? — тихо спросила она.
— Тебе виднее, — он повел плечом, как Райга делал. — Я никогда за вами не следил. Но это должно быть правдоподобно. Все они, — он взглядом указал на ту толпу, что стояла за его спиной, — должны поверить, что я — это он. Даже шисаи, все до единого, должны в это верить. Тайгон — мертв, Райга — жив. И пусть это будет истиной для всех.
— И самое уязвимое место должно стать самым крепким, — Нэм подвязала меч к поясу и обняла Верховного шисаи, прильнув к груди. — Как долго? — спросила она, едва соприкасаясь с ним носами.
— Почти два года.
#35. Украшен розами терновый венец
Золотой витражный купол сиял, будто половина солнца, утопленная в мраморе. Лучи света притягивались к нему, прочерчивая дорожки сквозь облака.
Заснеженный замок и горы отражали свет и буквально горели изнутри.
Тора шла по дороге из света.
Медленно. Мягко ступая по мраморным плитам.
Тяжелое кимоно из двенадцати слоев давило на плечи, пригвождая к земле. Длинный шлейф мо все разворачивался, словно бесконечный — по числу лет, прошедших со дня смерти последнего императора кошек. Это было так давно, что в живых больше не осталось кошек, которые были рождены при его царствовании.
Три войны унесли жизни слишком многих.
И пора было положить этому конец…
Хотя бы ненадолго.
Говорят, что сильные люди создают хорошие времена.
А слабые люди создают плохие времена.
Но Тора не могла понять, к каким ее можно отнести.
Она могла только следовать единственно возможному для себя варианту. И если он означал взять на себя всю империю, значит быть посему.
Она медленно дошла до купола — все гости уже были внутри. Последними вошли Нэм и Верховный шисаи.
Все ждали только ее.
Тора остановилась, и лапы тут же загудели от напряжения. Тяжелые кимоно, тяжелая ноша.
Может быть пусть Кайно бы правил? Он хотя бы был настолько честолюбив, что считал себя достойным императорской диадемы, подходящим.
Но Кайно был мертв.
А империя нуждалась в новой жертве.
Так получай же!
И Тора шагнула в золотой купол.
С первым ее шагом он наполнился кошачьим мурчанием. И звук этот, рассыпаясь по куполу, умножился и заполнил его целиком.
Кошки всегда так выражали свое расположение. Это было даже больше, чем благодарность, чем поддержка, чем похвала. Это было доверие. Кошки не мурчат тем, кого боятся; не мурчат притворно; не мурчат напоказ. Это всегда искренне.
Она медленно прошла мимо них всех — мимо мурчащих кошек, склонивших головы в поклоне; мимо ангелов, вассалов и их свиты. До самого трона.
На нем лежала диадема, лопнувшая посередине. И две ее части, разделенные как раз меж выкованных крыльев, немного расходились.
Верховный шисаи поднял ее, и Тора развернулась ко всем лицом.
Чтобы не увидеть ничьего лица. Все они были опущены в поклоне.
И когда Верховный шисаи заговорил, они посмотрели на нее. Сотни глаз были обращены к ней.
Мурчание смолкло.
Верховный шисаи начал свою речь — впервые заговорив официально о том, что все и так понимали. Царствие херувимов было закончено. А царствие кошек — возобновлено. И Тора имела на это право — по крови, по итогам войны.
Любой мог оспорить это.
Но никто того не пожелал.
Любой округ мог не согласиться с этим.
Но даже край Волков того не хотел.
Тора медленно, придерживая все слои кимоно, села в поклоне. Коснулась лбом коленей под двенадцатью слоями ткани.
И в полной тишине замурчала.
Ей в ответ раздалось громкое мурчание на сотню голосов.
И когда она поднялась, оно продолжалось.
И когда Верховный шисаи опустил на ее голову императорскую диадему — оно продолжалось.
И когда она села на трон и опустила лопнувшую диадему на шею — оно продолжалось.
Потому что невозможно мурчать неискренне.
***
Коронация сменилась обычными серыми буднями. Как будто ничего и не произошло.
Словно на самом деле война касалась только троицы шисаи и херувимов. Для империи их разногласия были лишь мигом.
Разве что лекарства от лепры стали поступать быстрее и в больших объемах. Ряды Охотниц пополнились котами и кошками. Алтари и храмы Самсавеила открыли двери для всех, как раньше, хотя никто уже и не помнил, как это было когда-то — помнить было некому.
Храм Ясинэ обзавелся новой главой — гепардицей Ирмой.
Но он все равно продолжал хранить в своем чреве Самсавеила. Императрица и Верховный шисаи сменялись на этом дежурстве в ожидании третьего.
Тайгон по обыкновению читал, расположившись у ног статуи возле купола, темницы Самсавеила.
Сам купол сиял так ярко, что даже лампа была не нужна.
Лиловый свет переливался по осьминожьим чернилам и немного дрожал на разукрашенном обрезе книги.
Каждая страница была исписана мелким неровным почерком с огромной кучей записей на полях — все тем же почерком. Таким неровным и сжатым, будто автор думал быстрее, чем выводил линии. Книгу писали очень много лет, постоянно дополняя. Подшивались новые листы, вкладывались небольшие бумажки с чужим почерком.
Фолиант содержал многолетние записи обо всех растениях из сада Ясинэ. Тщательные инструкции по выращиванию, яды, которые можно было из них приготовить, комбинации ядов, противоядия, лекарства и даже немного совсем простеньких ритуалов, чтобы усилить цветы смерти.