В разговор вмиг включился пан Ежи. Затараторил часто и сладко о значении наследной монархической власти и образа государя-избавителя для русской общественной мысли, также о становлении характера и религиозных исканиях юного Дмитрия, обещавшего стать выдающимся (или известным) царем. Король начал одобрительно кивать Мнишку, при этом изредка посматривая на московитянина как на подарочную, со вкусом подобранную вещь.
Отрепьев только покручивал головой, любовался на росписи архитравов да мраморные завитки волют, напоминающие раковины тех лишних ушей Вавеля, от которых остерегал его Мнишек.
Но вскоре пан Ежи снова его потревожил: попросил для вящей убедительности показать королю крест «Боже, храни наследующего». Григорий расстегнул ворот, выставил свой талисман. Зигмунд и Станьчик, привставший на троне, прочли алмазную надпись.
— Aegumentum omni denudatum opnamento[78], — улыбнулся Рангони.
— Крест работы датского мастера, — глубокомысленно отметил Станьчик.
— Исключительно, optime, добже, — одобрил король, не вслушиваясь в шутовской комментарий, — я решил выделить вам на содержание, сиятельный князь, четыре тысячи флоринов в счет доходов с экономии Самбора, — король тонко подмигнул Мнишку, давно просвиставшему денежки, и, согнав Станьчика с трона легким щелчком, внезапно присел, а принц Отрепьев остался стоять. — За эту экстренную финансовую помощь и дальнейшее содействие (вплоть до военной поддержки с целью возвращения похищенного у вас государства) я надеюсь в качестве компенсации по восхождении вашей светлости на престол присовокупить к своим владениям спорные земли северские, несправедливо удерживаемые Борисом в отторжении от прочих моих малоросских земель.
Мнишек придавил Отрепьеву пятку, и тот отвечал, невольно переняв тон растянутых речей короля:
— Я был бы несказанно рад уступить вашему величеству несправедливые земли северские, но не имею этой счастливой возможности, так как земли сии поспешил обещать воеводе сандомирскому и старосте львовскому Мнишку.
Королевский овал еще больше вытянулся.
— Ежи, братец, как это понять?!
Мнишек стыдливо поджал губки, развел брыжами на рукавах.
— Так. Выйдите все. Разумеется, кроме вас, преосвященный отец. Обождите в приемной, любезный принц. Я позову.
Отрепьев и его небольшая литовская свита с Мнишком во главе заспешили, покинули зал. «Под головами» остался лишь координационный совет: король, нунций и Станьчик.
— Ну-с, каков пан воевода, ваше преосвященство?
— Ах, ваше величество, нужно ли волноваться? Северская Малороссия велика — Мнишек всю не проглотит. Подумать только: Чернигов, Глухов, Путивль…
— Астрахань, Самарканд, Багдад… — дурил паяц.
— Станьчик прав, — подхватил священник, — есть земли и за Украиной.
Когда визитеры вновь вступили в Посольский зал, Зигмунд объявил, что уступит сановнику половину Северщины с тем условием, что Корона примет еще один дар — край Смоленска.
— Так-так-так, — потер руки раскрасневшийся Мнишек, чувство смиренной угодливости перед августейшей особой боролось в нем с возмущенной корыстью, — принц, друзья — все в приемную, быстро! Обождите минуточку, ваше величество: мы сейчас подойдем.
И самборский староста увлек «Дмитрия» на свое совещание.
— Vanitas vanitatum![79] — вздохнул нунций.
Когда аудиенция возобновилась, вельможа, с согласия царевича, сам кротко соглашался вычеркнуть половину городов Малороссии из подписанных ранее принцем кондиций, если только королю по сердцу намерение Дмитрия разделить и Смоленщину пополам между его величеством и покорнейшим слугой Короны воеводой Мнишком.
Панский нунций сумел примирить благородных торговцев на этом разумном раскладе.
— Только, как понимаете, славный мой рыцарь, — заключил Зигмунд, вяло потрепав по плечу Мнишка, — с этой минуты вся ответственность за успех экспедиции нашего доброго принца ложится на вас.
Пан Ежи щелкнул каблуками со всей лихостью, какую позволяла ему тучная фигура.
— Да, совсем забыл, — вспомнил король, исправляя черновик договора, — разгромив врагов своей Московии Годуновых, вы, сиятельный принц, должны будете уж и мне пособить добыть шведский престол.
— Ах, князь Дмитрий, я убежден, несмотря на молодость лет, блистательный полководец! — затрещал Мнишек, торопясь затушевать свое царапанье с королем. — Это юный великий стратег, настоящий русский богатырь, бескорыстный… и, как он мне признавался, сам мечтает повести полки соотечественников на Стокгольм.