За самые серые глаза,
Которых со мною нет...
Взрослея, Борис, не изменял себе: «бредил бурями и парусами, мечтал о кораблях и океанах». В те годы, когда всех волновали полеты в стратосферу, молодых манило небо, и они выбирали авиацию, Бориса влекла морская стихия. С детства мечтая стать капитаном дальнего плавания, поступил учиться на судоводительский факультет Ленинградского института водного транспорта:
И я сказал: "Я буду там!"
Так я решил свою судьбу.
Ходил в учебные плавания, но стихи по-прежнему будоражили душу. Приоткрылся вымечтанный морской простор, заветные дали без горизонта, но, достигая полярных широт, скучал по земле, оставшейся далеко за бортом учебного судна.
«Да, вот еще цветов хочется, и чтобы солнце светило не какие-нибудь два-три часа, а весь день».[5] – Писал он девушке.
Стихи и море, хорошо, если бы только это. Но судьба испытывает человека, не делая скидки на возраст. Бориса Смоленского дважды (в 1939-м и 1940-м) призывали в армию, и оба раза он вскоре возвращался домой. Непростые годы. Непростые судьбы тех, чей путь определяла анкета. По анкете Борис «неблагонадежный» – отец арестован. (В то время это уже не редкость, но для юноши – ложь, чья-то ошибка).
Дата написания большинства из сохранившихся стихов Бориса Смоленского – 1939-й год. Что волнует его? Не просто ответить: весьма разнообразна тематика. Мысли, которыми делятся с читателем литературные герои стихотворений, – по сути, мысли, созвучные юноше, впервые осмысливающему мир, частью которого он стал.
Дорога, движение – символы молодости. Борис спешил: «Дорога ждет. Иди. Пора». К несчастью, путь оказался недолгим, став фронтовой дорогой. Неумолимый рок войны, собирая кровавую жатву, не сверяется с метрикой. Но разве об этом думают восемнадцатилетние юноши, только начав различать вкус жизни? Постижение мира и осознание себя в нем – непрерывное движение духа, становление личности.
Как и автор, его лирический герой – не наблюдатель: «И задыхаюсь в праздничной игре я, бегу…». Для него жизнь – это непрерывное движение: мчится «ночной экспресс >…< по черной спутанной ночи», «листает полустанки», «несется ветер», «машут крыльями деревья», «кружит моря ураган», «корабли уходят в поход», «свистом пугает пурга». Зная свой ответ, он подталкивает читателя задуматься: «Что выше счастья быстроты?».
Ощущения движения переданы автором разнообразными художественными средствами. Еще не выбран классический стихотворный размер, еще угадываются рифмы, но сам автор в движении – в поиске своего «стиха». Нередко пишет верлибром, редким в то время. В стихи Б.Смоленского вплетены запоминающиеся символы. Ритм, как перестук колес экспресса, дорога вперед и только вперед, за птицами и ветром – все ради счастливого мгновения: понять происходящие внутренние перемены. Гипербола точно определяет эмоциональное состояние юноши, его ощущение: «сердце, как солнце, над миром встает». Он не винтик, не песчинка – солнце!
Образ сердца-солнца. Только лишь рисунок поэтическое воображение юноши? Или остались впечатления от ранее написанной картины В.Маяковского:
А мне, ты думаешь,
светить легко. –
Поди, попробуй! -
А вот идешь –
взялось идти,
идешь –
и светишь в оба!
Лирический герой поэзии Бориса Смоленского в чем-то похож на автора, но не двойник. Подчиненный воле поэта, он не дистанцируется от читателя. Потому чувствуешь себя его спутником, когда «по гулкой мостовой несется ветер, / Приплясывает, кружится, звенит». И сожалеешь, что ты не один из тех, кто смотрит из окна мчащегося экспресса.
Откликаешься на зов:
За птицами – в ветер, на север, на юг,
Влюбленные в бурную землю свою.
Не медли! Скорей! Через час уже поздно.
…
Кому не сидится под крышей – вперед!
Срываются птицы в большой перелет,
Заря за порогом – в дорогу, в дорогу!
И сердце, как солнце, над миром встает.
Легкий на подъем, готовый в дорогу, лирический герой не мыслил жизни без движения. Таким он остался для читателей, ничуть не состарившись.
Восемнадцатилетний автор писал:
«Движение (а жизнь только движение) происходит во всех направлениях, и те, кто понял направление движения, идут по вагонам к паровозу – стать машинистом. А остальные – так, пассажиры. Ненавижу слово пассажир. Движением нужно управлять, а не подчиняться. Среди множества слов, обозначающих путника, слово пассажир самое отвратительное…»[5]
Как и многим юношам, лирическому герою произведений Бориса Смоленского свойственны категоричность и мечтательность:
Уют жилья, последний ломоть хлеба,
Спокойный сон, счастливую игру,—
Я все отдам за взгляд большого неба,
За жизнь, как поцелуи на ветру.
С возрастом мечта о море определила цель – стать капитаном. Она могла бы осуществиться. Если бы не «большой террор», который не только крушил семьи, обрекая детей на сиротство, но и безжалостно ломал их «крылья».
В детстве, как у всех, кораблики в лужах. Позднее грёза обрела образность, наполнилась звуками моря, воображение дорисовывало картины:
Я капитан безумного фрегата,
Что на рассвете поднял якоря
И в шторм ушел, и шел через пассаты,
И клад искал и бороздил моря.
Страстная мечта, о которой поведал читателю лирический герой, присуща подростку. Безумный фрегат в штормящем море, бесстрашный капитан, от которого «норд, как перепуганный, бежал», поиск клада – что может быть еще желаннее, романтичнее?
Простор, бескрайний горизонт, солнце, ветер, жажда дороги – все тревожило душу семнадцатилетнего автора. Жизнь представлялась медленно текущей – поскорее бы стать взрослым. Лирический герой торопится испытать жизнь. Как тут не поддаться мятежному настроению – хотеть всего и сразу:
…не засыпать ночами
И в конуре, прокуренной дотла,
Метаться зверем …
А днем смеяться
…
И быть несчастным от дурацких снов,
И быть счастливым просто так – от солнца
На снежных елях.
Жизнь властно звала выйти из будничного круга: корабли не прикованы якорями, птицы летят своими маршрутами. Для них море и небо – две стихии, влекущие тех, кто духом силен. Элегия, казалось бы, чужда юноше, но как проникновенно, почти интимно размышление лирического героя:
Корабли уплывают вдаль,
Будет золото на парусах.
А останутся ветер, печаль
Да о птичьем полёте тоска.
корабли уплывают на юг,
Журавли улетают на юг.