У мозга в перепутанной траншее
Залягут мысли, перед тем как в бой.
А я не знаю тяжести страшнее,
Чем сердце, накаленное тобой.
Траншея… Образ, метафора. Кто мог знать, что через год траншеи станут реальностью… Борис, не исключая возможности войны, определил свою позицию:
А если скажет нам война: "Пора" –
Отложим недописанные книги.
Восемнадцатилетний, по тому времени достаточно взрослый, по нашему –юноша, мог предвидеть, что Это случится в его судьбе, как и в судьбах миллионов солдат Великой Отечественной?
Предполагаю, таков характер Бориса: пребывая в сегодняшнем дне, мыслями быть причастным к будущему. Вперед – только так. Стихи, новые идеи, творчество – жить и жить бы. Время, казалось бы, неподходящее, а он в попытке самоопределения, идентификации с поэтом.
«Ручка для меня стала символом профессии, которую я с таким трудом отстаивал внутри себя... То, что я пишу синими чернилами на белой бумаге, то, что любая мысль может быть написанной на бумаге, то, что вообще мысль, моя свобода — осталась такой же, — все это занимает меня и наполняет былой уверенностью. Итак — вперед, вперед!»[1]
За неделю до начала войны, еще не слыша ее дыхания, Борис писал о предстоящей работе: «У меня в голове растут новые замыслы, перед которыми все, что было раньше, бледнеет... Только б не сорваться» [1].
Среди произведений, опубликованных в сборнике «Моя песня идет по свету», – музыкальные пейзажи («Лунная соната», «Снова вижу ели я…»), «философские» стихи («Гулливер», «Светлые часы невозвратимы...», «Но все пройдет…», «Пошел не спеша…», «Это было всегда…»), отрывки из неоконченной поэмы («Январь»), шуточные песни («Одесса-мама). Встатье «Кэп» Л.С. Рудневой (знаменитая Любка Фейгельман) упоминается перевод Бориса Смоленского из Ш. Руставели – «Штурм Каджети». Сохранился отрывок из вольных переводов Ф.Г. Лорки:
Как на башне жёлтой долго
Колокол бьет тяжёлый,
И на ветер жёлтый долго
Раскрываются звоны.
Но на башне жёлтой гулкий
Колокол сник тяжёлый.
Только ветер пылью света
Одевает голых.
По дорогам горе бродит,
Созывая к бою.
Горе, коль народ в разброде,
А страна в разбое.
Большинство произведений Бориса Смоленского – сочинения двух предвоенных лет. Притом, что он не был «вольным» поэтом», постоянно подрабатывал. Не простодушный юнец, уже понял, какое место отведено поэзии в современном обществе: «Теперь, поди, стихами прокормись…»
Наверное, у каждого поэта случается озарение, приходящее из хаоса мира. Известное, часто цитируемое стихотворение, написанное 1939-м году, кажется пророческим.
Я сегодня весь вечер буду,
Задыхаясь в табачном дыме,
Мучиться мыслями о каких-то людях,
Умерших очень молодыми,
Которые на заре или ночью
Неожиданно и неумело
Умирали, не дописав неровных строчек,
Не долюбив,
Не досказав,
Не доделав...
(1939)
И тут же вспоминается сказанное другим поэтом, сверстником, – Николаем Майоровым:
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
(1940)
Совпадение или закономерность? Очевидно, второе: перекличка друзей-поэтов, детей одного племени. Слова Николая дополняют сказанное Борисом. Отличительная особенность приведенных стихов: «непрерывность», общность мысли, словно авторы ведут общую беседу, находясь рядом.
Мы, знающие о Великой Отечественной войне, приписываем поэтам качество прорицателя. Только вряд ли они чувствовали себя «пророками»: мысли – отражение их времени, их личностей. Время – камертон поколения.
3.
«Мне кажется, современный Автор ли, Читатель ли совершает ошибку, пытаясь разобраться в миропостроении героев прошлого. Неизбежно накладывается знание о уже произошедших событиях. Борис не знал, что погибнет. Но предполагал. Мы знаем – погиб…».
С.Т. Бикэн
Не хочется писать о последних месяцах жизни Бориса Смоленского. Трудно соединить смерть с юностью.
Его стихи военного периода не сохранились, пропала подготовленная рукопись сборника, который собирался издать в Петрозаводске. Без стихов – как воссоздать образ поэта, путь к которому обычно открывает лирический герой?
Воспоминаний, документальных свидетельств о военных действиях в Карелии, мало, как мало и тех, кто не погиб в «стратегической операции». Сохранились немногие из писем Бориса. Возможно, так и угодно было судьбе: напоследок, словно прощаясь, вместо лирических героев «говорил» сам поэт. Личная переписка («корреспондент» в жестких руках судьбы) воссоздает достаточно достоверный образ человека.
Впервые Борис Смоленский увидел Карелию в 1939-м году и был очарован красотой «белой сосновой страны». Места сказочные: высокие леса, камы, моренные гряды, Онежское озеро, одно из двух самых больших в Европе. И тысячи озер поменьше – изумляющие творения природы. Порожистые реки – как нити с нанизанными на них бусами, многочисленными озерами. Как не восхититься и не мечтать вернуться сюда?! Борис писал девушке:
«Ночью въехали в Карелию. Ехали пять суток, так что я успел полюбоваться этим краем здорово. Мы с тобой когда-нибудь поедем туда – это замечательная страна»[5].
Только вот «замечательная страна» стала последним маршрутом, последней меткой жизни, здесь он остался одним из тысяч, похороненных в братских могилах…
Весна сорок первого года.О ней нет песен, как о весне сорок пятого. До черной даты оставалось всего ничего.
21 июня 1941-го года. Карелия.
У Бориса Смоленского «первый свободный от работы день». Он писал о заветном: «В ушах у меня все время звучит музыка, истосковался по стихам!»[5].
21 июня, 1941-й год. Германия.
В 13.00 по берлинскому времени в войска передан сигнал: «Дортмунд». Он означал: операция «Барбаросса» начнется 22 июня, согласно плану:
«22 июня, 3 часа 30 минут: начало наступления сухопутных войск и перелёт авиации через границу».
22 июня,1941-й год. СССР.
В 12.00 по радио выступил народный комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотов:
«…советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» [9].
Началась Великая Отечественная война. До победы – четыре года, до смерти – «четыре шага». До победы нужно дожить – впереди 1418 дней и ночей. До Победы – миллионы погибших, дети, мужья, братья, сестры, всех возрастов… Будут праздновать, но не все.