– Только смотрите, ни слова миссис Кью-Би, потому что я уверен: вашей светлости ни к чему ее бесконечные жеманные улыбки и кривляния.
Соответственно в назначенное утро в отель Лотианд появились только Шоли, и их провели в покои леди Линтон. Драгоценности мисс Шоли были слишком уж броскими и для ее возраста, и для такого повода. Но ее платье из сиреневого шелка было безупречно; и если панталоны и сверкающая заколка на галстуке ее родителя больше подходили для придворного торжества, нежели для праздничного обеда в семейном кругу, этот старомодный стиль не оказал ему плохой услуги в глазах Вдовствующей.
Хотя ее сын смотрел на атрибуты скорби матери с некоторой тревогой, на мистера Шоли они оказали немедленное воздействие. Он низко склонился к протянутой ему хрупкой ладони и сказал, что это очень любезно с ее стороны – пригласить его на обед. И добавил:
– Что наверняка потребовало мужества от вашей светлости – ведь вам сейчас не до гостей.
Грустная улыбка стала признанием этому комплименту.
– Очень радей – пролепетала вдова, снова усаживаясь в свое кресло и указывая взмахом веера, что ему следует занять соседнее. Пока молодые участники обеда вели между собой довольно вымученную беседу, вдова изо всех сил старалась перед мистером Шоли. К тому времени, когда пришел лакей возвестить, что обед ожидает в соседнем зале, мистер Шоли узнал, сколь многочисленны и ужасны перенесенные ею страдания и как мужественно она держалась под ударами судьбы. Он узнал даже, каких усилий ей стоило предпринять путешествие в Лондон в условиях крайнего дискомфорта, и он был потрясен настолько, насколько ей этого хотелось. Он посчитал чудовищным, что знатной леди явно слабого здоровья пришлось трястись по скверной дороге в громоздком экипаже, да еще без единого всадника, способного защитить ее. Он заверил, что почел бы за чисть, или бы ему позволили доставить ее обратно в Фонтли в его собственной карете.
– Без всяких там трусливых прохвостов, миледи, – сказал он ей. – Она подрессорена не хуже любой из тех, в которых вы ездили, да так оно и должно быть, учитывая, сколько я за нее заплатил. И отличные, выученные в Хаунслоу форейторы, в этом можете не сомневаться, потому что Джонатану Шоли подходит только все самое лучшее.
За обедом он с внушавшей тревогу энергией вникал в планы ее светлости относительно Бата, предлагая не только устроить, учитывая все детали, ее путешествие, но и немедленно отправить в Бат смышленого молодого парня из своей конторы, чтобы выяснить, какие дома в городе сдаются внаем. Леди Линтон прерывистым голосом сказала, что не смеет доставлять ему лишние хлопоты, но он заверил ее, что для него будет удовольствием, а вовсе не хлопотами избавить ее от утомительных поисков дома. Уже начинало казаться, что бедную даму выпроводят в Бат и поместят, помимо ее воли, в любое здание, выбранное для нее смышленым молодым парнем из конторы; но как раз в тот момент, когда она бросила страдальческий взгляд на своего сына, мисс Шоли без обиняков сказала:
– Леди Линтон предпочитает сама выбрать для себя дом, папа.
– И у ее светлости есть два сына, чтобы помогать ей, сэр, – весело прощебетал Ламберт. – Да будет мне позволено так себя называть!
Говоря это, он бросил на Вдовствующую лукавый взгляд, что побудило ее любезно улыбнуться мистеру Шоли и сказать, что она ему очень признательна, но уверена Уиммеринг сумеет уладить ее дела.
– Еще бы! – согласился мистер Шоли, добавив с улыбкой:
– Это такая продувная бестия! Уж он позаботится о том, чтобы вы не остались в накладе, миледи. – Он увидел, что его замечание вызвало напряженность, и бодро сказал:
– Вовсе незачем краснеть, милорд: Вам также не стоят утруждать себя этим делом – предоставьте мне и Уиммерингу устроить все как надо! Ручаюсь, мы поймем друг друга так, как вам ни за, что не удалось бы!
Избавив семейство от смущения столь мастерским способом, он затем обратил свое внимание на Шарлотту. Его проницательные глаза оглядели ее с одобрением, но разговор между ними не клеился. При всем огромном желании разговаривать с ним любезно, чрезмерная утонченность заставляла Шарлотту смотреть на Шоли с таким же нервным удивлением, которое она испытывала бы, если бы к ней обращался туземец. Мистер Шоли обращался с молодыми дамами в шутливой и покровительственной манере. Он был убежден, что они любят, когда им делают комплименты по поводу их внешности и подшучивают насчет их кавалеров, но подобные комплименты вгоняли Шарлотту в краску, а когда он отпустил озорное замечание по поводу ее предстоящей свадьбы, предсказывая, что, когда новость огласят, будет множество разбитых сердец, она в изумлении подняла глаза на него, не в состоянии скрыть, насколько ей не по вкусу эта неуклюжая галантность. На выручку пришел Ламберт, шутливо ответив за нее. Его усилия занять мистера Шоли получили достойную оценку, но попытка подобрать верный тон привела к тому, что он стал вести себя примерно так, как человек, добродушно сюсюкающий с ребенком, и потому вскоре получил достойный отпор.
Мисс Шоли была спокойна, но весьма немногословна – обстоятельство, по поводу которого ее отец иронизировал, когда они ехали обратно на Рассел-сквер. Она сказала:
– Просто мне больше нравится слушать, чем говорить. Но я разговаривала, папа, с милордом и с мисс… Шарлоттой! Она попросила так себя называть.