– Зачем, скажи на милость?
– Люди так делают, достигая определенного возраста, вот и все.
– Держите меня!
– Ты еще этого возраста не достигла – никоим образом.
– Свадьбы как раз для девчонок.
– Так нельзя. Надо быть кем-то кому-то из них. Ты должна будешь пойти на эту свадьбу как кузина, я обязательно пойду как сестра и, вполне возможно, подружка невесты.
– А торт будет?
– Тебе он не понравится, он с марципанами.
Он застонал:
– Я с собой перочинный нож возьму.
– Люди не ходят на свадьбы с перочинными ножами, Невилл. Ты можешь свой взрослый костюм надеть. А еще будет шампанское.
– Я не выношу шампанское. А имбирное пиво будет?
– Не имею ни малейшего понятия, – ответила Лидия самым беспощадным голосом своей матери.
– И тогда он тебе предложил?
– Да.
– И ты ответила «да»?
– Да.
– Волнуешься?
– Волнуюсь? Не знаю. Вроде того…
Зазвонил телефон. Она пошла взять трубку, и Стелла крикнула ей вслед:
– Если это Кит или Фредди, то мне с ним нужно переговорить.
Стелла услышала ее рявкающее «Да?!» на неподражаемом кокни (прошлым вечером они все играли в шарады, и она бесподобно хрипела, изображая мамашу, у чьего сына голова в ночном горшке застряла), потом как она заговорила совсем обычным голосом, но слишком тихо, чтоб расслышать. Была суббота, на курсы машинописи им идти не надо было, она решила выпить еще чашечку кофе перед тем, как заняться мытьем жуткой груды посуды, оставшейся от вчерашнего вечера.
Когда Луиза вернулась, она пылала румянцем, но сдерживалась.
– Это из «Таймс», – сообщила она.
– Из этой газеты?
– Точно. Хотят знать о моем обручении с Майклом Хадли.
– Во дела! Я и не знала, что он такой знаменитый.
– Я тоже, если честно.
– У тебя подымить нет?
– Боюсь, нет. Мы вчера здорово перекурили. Я схожу куплю, если хочешь.
– Нет… я схожу.
– Недели через четыре. У Майкла тогда отпуск будет.
– Через четыре недели ты станешь миссис Майкл Хадли.
– Да. Это волнующе, только еще такое ощущение… – Она умолкла, поскольку, если честно, сама не была уверена…
– И как тебе такое?
Было что-то ободряющее в знакомом любопытстве Стеллы, которое подтолкнуло ее, как и всегда получалось, на самую осторожную честность.
– Сама не разберусь. Сногсшибательно – и тут же немного нереально. Словно во мне два человека: тот, с кем это происходит, и тот, с кем такого произойти не могло бы. Вот ведь поразительно, что он захотел жениться на мне, ты так не думаешь?
– Нет.
– Ой. А я думаю. Его семья до того обаятельна, аж страх берет. Они знакомы с сотнями знаменитостей… он мог бы на ком угодно жениться.
– Дурочка, кто угодно может жениться на ком угодно. Не думаю, чтоб так оно и получалось.
– Ты права. Он говорит, что любит меня.
– Твое-то семейство радо?
– По-моему, да. Когда я матери рассказала, она просто спросила, не считаю ли я, что еще слишком молода! Изо всех идиотских вопросов…
– А твой отец?
– Его мнение меня не трогает. Но, разумеется, он одобряет Майкла, ведь его отец был героем на прошлой войне.
– До чего незамысловато…
– Ведь правда? – Слово такое прежде ей не попадалось, но она сразу поняла, что оно значит, и, казалось, точно подходило отцу. – И все-таки я буду ужасно скучать по «Моим руинам». И по нашей с тобой жизни. – Она любовно обвела взглядом эту обветшавшую дыру, когда-то часть угольного подвала, что ныне служила кухней в подвальной квартире. – Через минуту вернусь.
Однако, когда хлопнула входная дверь, в наступающей тишине Стелла, один на один с фотографиями своей матери, быстро остыла, угнездилась на бархатном диване в жарко натопленной комнате, откуда вырвать ее могли лишь ностальгия да поэзия ее юности, и смахнула непрошеные сердитые слезы с глаз. Ее уже нет, подумалось ей, и на самом деле она уже никогда не вернется.
– Пять фунтов муки мелкого помола… хотела бы я знать, где такую достать, нынче вся мука одинаковая… три фунта свежего масла… с тем же успехом я летать стану… пять фунтов темного изюма без косточек… нет, ты слышишь это, Фрэнк? Два мускатных ореха, шелуха мускатного ореха, гвоздика… ну, по крайности, хоть это у мня есть… шестнадцать яиц, фунт сладкого миндаля и полтора фунта цукатов. Хоть убейте, не понимаю, как подступиться-то, я в полной растерянности, поверьте моему слову!
– Вы могли бы торт из готовой смеси испечь, миссис Криппс… Мейбл. – Он все время затруднялся звать ее Мейбл, когда она была в очках, толстая стальная оправа которых делала ее грозной, даже когда она была в хорошем настроении, чего в данном случае не было.