Выбрать главу

– Это что же, означало начало вторжения?

– Судя по всему, нет.

Джессика вздохнула:

– Полагаю, нам в самом деле весьма повезло.

– Повезло?

– Избежать всего этого. Мы, я хочу сказать, вышли за мужчин, которые вернулись с войны. Нам не пришлось волноваться, не погибнут ли они.

– Не могу сказать, что особо ощущаю, будто мне повезло, – сдавленно выговорила Вилли, а Джессика подумала: «Ну вот, опять… точно как мама, ей бы только королевой в трагедии быть…»

– Что Эдвард? – спросила она с натужным оживлением.

– Все в порядке. Смертельно устал. – Вилли взглянула на часы. – Боже! Должна лететь. Можно я такси вызову? Надо еще к Хью заехать переодеться. Мы с Эдвардом обедаем у Стори – опять свадебные дела. Большущее тебе спасибо, дорогая. Мы славно передохнули.

«От чего?» – спросила себя Джессика, когда Вилли ушла. Явно не затратив ни малейших усилий, Вилли заполучила столь соблазнительный брак для своей дочери. Надо признать, Луиза очень привлекательная, но и Анджела, может, не так ярка, но мила: крупные, хорошо посаженные черты, восхитительная фигура – девушка-статуэтка с налетом отрешенности, который дорогая мамочка одобрила бы. Но, видимо, чересчур отрешена: с того самого злосчастнейшего случая с режиссером Би-би-си у нее, похоже, ничего не происходит. Поначалу тогда это вызвало облегчение, зато теперь уже легкая тревога начинает охватывать. Из Би-би-си она ушла и стала работать кем-то в министерстве информации, а это значит, что хоть и причастна к военной службе, но все же еще не призвана. Снимает квартиру вместе с какой-то девочкой, и Джессика почти не видит ее. Ее мечтания о дебютантке, вышедшей замуж за достойного человека, чья фотография украшала бы первую страницу «Кантри лайф» и кто в дальнейшем вращалась бы в достойном обществе, поблекли. Теперь, подумала она, ей бы легче стало, если бы Анджела хоть за кого-то замуж вышла.

* * *

– Ну и?

– Если ты спрашиваешь меня о вечере, Ци, то я нашел его и приятным, и здравым.

– Приятным почему?

– Они прекрасная пара. Хребет английского общества.

– А-а! Ты прав, разумеется. Полагаю, я всегда предпочитала более живописные, менее полезные части тела.

– Он мужчина привлекательный, ведь наверняка? И храбрец. Два креста за заслуги и представление к Кресту Виктории в последней войне.

– В самом деле? Я и не знала.

– И она приятная женщина.

– О да. Таковы большинство жен. Только подумать, скольких приятных жен мне терпеть приходилось! Слава богу, ты ушел из политики. Это резко сократило количество женщин, с кем приходилось обедать.

Он провел ласкающей рукой по ее чудесным густым серебристым волосам.

– Но, милая моя Ци, будь по-твоему, так вообще не было бы женщин, с кем приходится обедать. Была бы ты – и мир, заполненный красивыми, занимательными и удалыми мужчинами. И еще немного наседок, сидящих на яйцах где-то на заднем дворе, вдали от глаз.

Она слегка улыбнулась, но глаза ее заискрились.

– Расскажи, что было здравого в этом вечере?

– По-моему, мы уладили множество нудных свадебных приготовлений без споров и без колкостей, а мне говорят, что это редкий случай.

– Хорошо тебе было говорить, что ты возьмешь на себя часть расходов на прием.

– Мы приглашаем так много народу, что, мне казалось, так будет правильно. И он твой любимый сын. И ты одна из немногих женщин, на ком бесполезно использовать присказку про потерю сына и обретение дочери.

Она подала знак, что хотела бы встать с дивана, на котором возлежала.

– Впрочем, тебе она нравится, не так ли, милый?

– Малышка Луиза! Конечно же, она мне нравится. Я в восторге от нее. Такая забавница, такая чаровница и так очень юна!

Она уже стояла на ногах, он вложил свою руку в ее, и они неспешно двинулись по своим спальням.

– А сына своего я не потеряю, – произнесла она. – Ничему, кроме смерти, этого не добиться. Умирать же я вовсе не намерена. Слишком уж хочу увидеть моего внука.

Луиза

Зима 1942 года

Оставаясь одна (а в последнее время так случалось почти все время) и когда ее совершенно одолевала вялость, она пыталась сложить из кусочков себя самой некую узнаваемую фигуру, чтоб сама могла как-то разобраться, кто она. На актерских курсах они часами обсуждали типажи людей – грани их личностей, черты их нравов, причуды их поведения или темперамента. Обсуждали действующих лиц в пьесах, конечно же, и неделями ругали «плохие» пьесы, персонажи которых были двухмерными – вырезанными из картона фигурами без глубины. Тогда, когда они поговорили об этом со Стеллой, когда трусцой прошлись по всем своим теориям, Стелла сказала: «Конечно же, потому-то Шекспир с Чеховым и единственные драматурги, наделенные талантом. Их герои больше похожи на яйцо. С какой стороны ни взгляни, они никогда не выглядят плоскими, за ними следует что-то таинственное из-за угла, который и не угол вовсе, но в то же время всегда представляешь себе цельную фигуру…»