Эй, лицемер, на рубище своем
Заплаты нашивающий кругом!
Не деньги ли под множеством заплат
Ты прячешь, как в народе говорят?
По тем заплатам нитка лжи прошла,
Твоя игла — из уса духа зла.
Заплаты он кладет на небосвод,
С планетами игру свою ведет.
Зарозовеет утренний туман,
Но это утро — призрак и обман.
Пускай у шейха велика чалма,
Но под чалмой — ни света, ни ума.
Взгляни на посох шейха и скажи:
— Сей посох — столп опорный дома лжи!
А четки подобрал он из кусков
С порога у ваятеля божков.
Сосуд греха — их камень головной,
А нить — зуннара шнур волосяной.
Подошвы деревянные его
Стучат, к соблазну города всего.
Но он восходит на минбар святой,
Тряся своей козлиной бородой.
Пусть он козел, не страшен он ворам.
Хоть и козел он — а ворует сам.
Козел почтенный, если мудр и стар,
Становится водителем отар.
Не так ли шейх хвастливый, как козел,
Доверчивых ведет долиной зол?
Взгляни, как зорко, сам идя вперед,
Козел стада на пастбища ведет…
А шейх, тряся козлиной бородой,
Ведет людей к геенне огневой!
Заблудших он ведет, на свет маня;
Но это отблеск адского огня.
Прибежище, где царствует разврат,
Зовется: «Храм», «Молельня», «Харабат».
Там шейх циновку стелет. Смысл ее,
По начертанью слова — «бу-риё».[15]
В мечети их столбы, изгиб стены —
Отвращены от южной стороны.
Из храма гебров — створы их дверей,
Михраб их — дуги женственных бровей.
Шейх этим грешным молится бровям,
Ему шайтан подсказывает сам.
И, полн доверья, слушает народ
Невежественный — все, что он поет.
А шейх сгибает спину, словно «Нун»,
Сидит в углу, как набожный Зуннун.
Средь истинных суфиев — первый он.
Его решения для них закон.
И он своей пустою болтовней
Увлечь людей умеет за собой.
Одним внушает: — В угол сядь, молись! —
Другим внушает: — В горы удались!
Он шлет на мученичество одних
И тешит небылицами других.
Умеющий обманывать народ,
Он выдумку за правду выдает.
Себя обманывает… Для него
Нет друга, кроме Хызра самого.
Он в тряпке банг упрятал; и она
От цвета банга стала зелена.
Не потому ль кричат: «Вот Хызр идет!» —
Что зеленью тряпье его цветет?
Такой он — этот шейх! Его душа
Всецело в обаянье гашиша.
В ночи, дурманом банга обуян,
Он видит под собой звезду Кейван.
И кажется ему, что он достиг
Вершин познанья — и, как бог, велик.
Услышать най бродяги — все равно
Что выпить вечной истины вино.
И чем приятней песня, чем звучней,
Тем громче сам он подпевает ей.
Он топает не в лад, ревет, как слон,
Не понимая — как ничтожен он.
И, по примеру шейха своего,
Суфии кружатся вокруг него.
Несутся вихри ликов неземных
В расстроенном воображенье их.
И все они, как их беспутный пир.
И пляска, что ни день, у них, и пир.
В самозабвенье кружатся они;
Ты их с ночною мошкарой сравни —
В самозабвении, в глухой ночи
Кружащейся вокруг твоей свечи.
Круженье, вопли тех «мужей святых»,
Их исступленье, обмороки их
У них зовутся «поиском пути»,
Дабы «в забвенье истину найти».
Но в них пылает пламя адской лжи.
Ты с их ученьем, верный, не дружи.
Они всю ночь не устают плясать, —
Да так, что поутру не могут встать.
Но вожделенье в них одно и то ж:
Привлечь к себе внимание вельмож,
Чтоб сам вазир верховный поглядел —
Насколько в «Вере» круг их преуспел,
И убедился в набожности их,
И счел бы их за подлинно святых;
И всех бы их от бедствий защитил
И щедрою рукой обогатил;
Чтоб щит страны — султан великий сам,
Молясь о них, к предвечным пал стопам,
Чтоб шейха лицемерного того
Возвысил, стал мюридом у него;
Чтоб для него казну он расточил,
Чтоб землю шейх в подарок получил.
А ты на ненасытность их взгляни,
Когда обогатятся все они.
Увидишь: суть их — низменная страсть:
Разбогатеть; а там — пускай пропасть.
Вот для чего им хитрость и обман:
Их цель — богатство, власть, высокий сан.
Так пусть о них всю правду знает свет:
Обманщиков подлее в мире нет!
Их внешность благовидна и свята,
Но души их — отхожие места.
Любой из них — пристрастий низкий раб:
Любой из них пред нечистью ослаб.
Снаружи — перья ангелов блестят,
Внутри их — дивы и бездонный ад.
Пусть веет мускусом от их рубах,
Но в их сердцах — смятение и страх.
Динар фальшивый позлащен извне,
Но золото очистится в огне.
Ну, а для этих, правду говоря,
Огонь гееннский раздувают зря.
Никто бы вечно жить в огне не мог,
От них же сам огонь бы изнемог.
Людей различных порождает мир:
Святыня этим — кыбла, тем — Кумир.
Сожженья недостойные, они,
Не веря в жизнь, проводят жизнь одни…
вернуться
15