Вот так цветет, красуется Герат,
Земля услад, прекрасный сад отрад.
Там розы, обвиваясь вкруг ветвей,
Цветут среди мощеных площадей.
Там сотни птиц пернатых гнезда вьют
И день и ночь на сто ладов поют.
Журчанием арыков ночь полна,
Как пир отрадный бульканьем вина.
Журчанье вод и свежий шум ветвей
Велят на пир ночной созвать друзей.
Чертогами, пленяющими взгляд,
Художники украсили Герат.
На стенах роспись — чинские шелка,
В той росписи Мани видна рука.[24]
А на твердыне замка сам Кейван,
Как страж, хранит Герат и Хорасан.
На юге город огражден рекой,
Она подобна небу синевой.
Взгляни на пузыри кипящих вод:
Любой из них, как бирюзовый свод.
А с севера — прозрачны и звонки —
Наш город орошают две реки.
Вода их вкусом слаще райских вод,
В них влагу жизни черпает народ.
Сады над ними, полные красы,
Под ветром шелестят, как речь Исы.
Предместья города среди садов —
Подобия цветущих городов.
Ни Самарканд с предместием любым,
Ни даже Миср богатый не сравним.
Продли, аллах, святого мира дни,
Герат от всех несчастий охрани!
Таким он не был двадцать лет назад —
Прекраснейший из городов Герат.
Столица и держава расцвели
По воле властелина сей земли.
Разумен, тверд во всех своих делах
Победоносный справедливый шах.
Ануширван — прославленный в былом —
Стал ныне бы его учеником.
Пусть в справедливости он преуспел,
Но светочем ислама не владел.
Закон, без света истины святой,
Негоден в управлении страной.
Забыто все… Лишь тем в столетьях жив
Ануширван, что был он справедлив.
Знай: справедливость громче славных битв
И выше догм, религий и молитв.
Султан, что справедливость утвердит,
Свой век бессмертной славой озарит.
Пока стоят земля и небосвод,
Пусть благоденствует любой народ.
Благоустраивай лицо земли,
Добру и справедливости внемли.
В твоих руках — народ и мир земной,
Не только этот — но и мир иной!
Рассказ о царе Бахраме
Когда из мира Язди-Джирд ушел,
Бахрам воссел на отческий престол.
Но вместо управления страной,
Он затевал вседневно пир горой.
Коль царь умеет только пить и спать,
Враги начнут державу разрушать.
Бахрам, в угодьях рыская степных,
Не видел горя подданных своих.
Его вазиры грабили казну
И разоряли славную страну.
Охотился Бахрам в глухих степях.
Отстала свита; заблудился шах.
Шалаш разрушенный увидел он,
Услышал чей-то тихий плач и стон.
Дом обвалился, словно дом души,
От всех таящей боль свою в тиши.
В стене торчали стрелы, след вражды,
Насилия или другой беды…
В руину царь вошел и видит в ней
Ограбленных, измученных людей.
Хозяин бедственной лачуги той
Принес Бахраму хлеб, кувшин с водой.
«Как ты живешь?» — спросил его Бахрам.
Ответил: «Как живу, ты видишь сам».
Бахрам сказал: «Всю правду мне открой,—
Что здесь случилось с ними и с тобой?»
Ответил: «Прежде лучше нам жилось,
Пока гонение не началось.
Наш новый царь вино беспечно пьет,
Не видит он, как мучится народ.
Царь спит, а слуги царские в тот час
Идут и грабят беззащитных нас.
Вся эта столь богатая страна
В пустыню мертвую превращена».
Руины замка увидал Бахрам,
Спросил: «Скажи, что прежде было там?»
Ответил: «Это был богатый дом,
Прекрасный сад старинный рос кругом.
Цвели там розы, зрели там плоды,
Журчал поток каризовой воды.
От тех живых неистощимых вод
У земледельца множился доход.
Насильники, что грабить нас взялись,
Разрушили, засыпали кариз.
Сады погибли, высохли поля,
Мертва неорошенная земля.
Край обезлюдел, рушатся дома,
Как будто здесь у нас прошла чума.
Сам погляди — что с этих взять людей?
А слуги шаха все лютей и злей.
Мы — нищие, все отняли у нас,
Нам нечем жить. Пришел последний час!»
Все понял шах: мучительным огнем
Душа, скорбя, воспламенилась в нем.
Меч состраданья грудь его терзал,
От горя ком под горло подступал.
От сердца прочь беспечность отошла,
Увидел ясно он все корни зла.
Решил он — притеснителей казнить,
Добро и справедливость утвердить.
Великую он в этом клятву дал…
Тут кто-то с вестью доброй прибежал:
«Как мы взялись раскапывать кариз,
Воды прозрачной струи полились!»
Хозяин молвил: «Милостив творец!
Видать, наш царь-пьянчужка наконец
Над нашим горем сжалился душой.
Вода! — К добру, наверно, знак такой!»
Встал царь, дикхана поблагодарил
И щедро всех несчастных одарил.
Он истребил насилие и гнет,
От лихоимства защитил народ.
И правда им была утверждена,
И снова расцвела его страна.
Великий шах живет — известно мне —
Заботой о народе и стране.
За то и раем Хорасан зовут,
Что люди в благоденствии живут.
* * *
Мой шах? Мечты да сбудутся твои!
Да будет радость в том и Навои!
Эй, кравчий, поспеши фиал налить,
Хочу достойно шаха восхвалить!
Душа моя скорбит, угнетена.
Я смою гнет живой водой вина.
вернуться
В той росписи Мани видна рука. — Мани (по преданию, казнен в 244 г.) — легендарный основатель религии манихеев, получившей распространение особенно на Ближнем и Среднем Востоке. У мусульман Мани широко известен как художник.