Коул удивился тому, что Элисон так плохо знает свою работодательницу, и тому, насколько скрытна Софи, как мало о себе рассказывает.
— У нее есть сестра-близнец — Шелли, которая сейчас приехала ненадолго погостить.
Решительно тряхнув головой, Элйсон уперлась руками в бока.
— Не знаю, кто вам морочит голову, но у Софи никого нет. Все родные умерли, когда она была еще ребенком. Ее взяла к себе и воспитала тетка, но и та уже с год как умерла.
Его сердце подпрыгнуло, потом начало биться медленно и глухо. Ощущая, как натянут каждый нерв, Коул спросил:
— Вы это точно знаете?
— Абсолютно.
Ошеломленный и в полном замешательстве, Коул положил руки на прилавок и опустил на них голову. Так значит, никакой сестры-близняшки нет.
— Эй, с вами все в порядке?
Он кивнул. Да, черт побери, все в порядке. С ним все в полном порядке. Только… Коул снова взглянул на Элисон, стараясь за внешней непринужденностью скрыть обуревавшие его чувства — и прежде всего снова накатившее сексуальное возбуждение.
Этот сильный, уверенный в себе мужчина был выбит из колеи. На него нахлынула нежность, грозившая поглотить его целиком. Софи была одна-одинешенька на этом свете, без единой родной души! Он тоже рано потерял родителей и, как никто, знал, каким опустошающим может быть одиночество. Но с ним всегда были братья, и вчетвером ребята представляли собой более крепкую семью, чем иная полная. Ему захотелось приласкать, защитить Софи, сказать, что больше она никогда не будет одинока.
Потом Коул вспомнил острый прилив вожделения, испытанный накануне, потный жар похоти и судорожно вцепился пальцами в прилавок. Если у Софи нет сестры, то… Он почувствовал сладостное предвкушение.
— Вы хорошо знаете Софи? — Коул постарался, чтобы вопрос прозвучал небрежно и не насторожил помощницу.
Элисон пожала плечами:
— Ну разумеется. Я работаю у нее со дня открытия магазина.
Коул ощущал, как кровь закипает в его жилах. Все тело напряглось, грубые швы и молния джинсов впились в набухшую плоть; он ничего не мог с собой поделать: снова вспомнил, как вчера обнимал ее… Но теперь он знал, что Софи Шеридан, актриса и притворщица, желает его, и желает настолько, что выдала себя за другую. У него чуть не подкосились ноги.
Дважды откашлявшись, прежде чем обрести голос, Коул сказал:
— Мы с Софи хорошо знакомы. И могу поклясться, что у нее есть сестра.
— Нет, — доверительно возразила Элисон, устраиваясь на табурете за кассой и наклоняясь к нему через прилавок. — У девушки не было никого, кроме тетки. Они были очень близки, всегда жили вместе, потому что тетка болела. Но в прошлом году старушка умерла. Для Софи это было страшным ударом. Она получила наследство и переехала сюда, подальше от мест, навевавших печальные воспоминания. А вас интересует Софи?
О да, она его очень интересовала!
— Мы с Софи добрые друзья, и я хочу устроить ей сюрприз ко Дню святого Валентина, нечто более… интимное. Вы можете оказать мне большую услугу и не говорить ей о моем визите и о том, что я о ней расспрашивал? Не хочу, чтобы сюрприз открылся раньше времени.
Сделав круглые глаза, Элисон широко перекрестилась:
— Я не скажу ей ни слова. Моя хозяйка заслуживает хоть немного радости и удовольствия.
О, он доставит ей удовольствие! Скоро Софи Шеридан получит то, о чем мечтала.
«Нет, не робкая, милая Софи, — уточнил он про себя, вспомнив, как она наотрез отказалась участвовать в его конкурсе, как застывала каждый раз, когда он касался ее руки, — не тихая Софи, а сексуальная Шелли». Коул расплылся в улыбке, не зная, как переживет этот день. Лишь мысль о том, что предстоящая ночь положит конец мучениям, придавала ему силы осуществить задуманное. Сегодня он проведет ночь с Шелли — а утром Софи будет с ним.
Он сделает ей такой сюрприз ко Дню святого Валентина, какой любимая никогда не забудет.
К концу дня Софи едва волочила ноги. Воспоминания о прошлом вечере, перспектива его повторения, напряжение, коего требовало притворство, совершенно вымотали ее. Тетушка Мод была уверена, что нет ничего полезнее, чем рано ложиться и рано вставать. Софи свято верила в ее предписания и следовала им с восторгом, желая сделать приятное тетушке, которая воспитала и любила ее. Но прошлой ночью девушка легла лишь около двух часов, к тому же долго не могла уснуть из-за неудовлетворенного желания. Она не привыкла к тому возбуждению, которое не давало ей заснуть, и все время вспоминала томительное наслаждение, испытанное от прикосновения тесно прижатого к ней упругого, жаркого тела Коула, его твердого бедра между ее ног, его сильной ладони на ее груди. Софи дрожала от этих воспоминаний, будораживших ее, и бессонная ночь длилась бесконечно долго.
Элисон весь день была исключительно услужлива, но чрезмерно весела, она постоянно улыбалась, что-то напевала, и Софи испытала облегчение, повесив наконец на дверь табличку «Закрыто». Ей не терпелось увидеть Коула. Она уже знала, каково на ощупь его тело, помнила его жадные поцелуи, пьянящий вкус его губ.
Дрожа от морозного воздуха, Софи вошла в бар и туг же попала в фокус неотступного внимания золотисто-карих глаз Коула. Было ощущение, что Уинстон следит за ней, и сердце тревожно забилось. Его улыбка теперь неуловимо отличалась от прежней: стала теплее и интимнее. Интересно, не благодаря ли появлению Шелли произошла такая перемена?
На какой-то миг Софи даже ощутила укол ревности.
Ожидая свой привычный заказ, она почувствовала, как отяжелела и налилась ее грудь и как печет все внутри. В таком состоянии Софи предпочла бы сейчас свести разговор к минимуму и выпить свой шоколад молча.
Однако он не дал ей такой возможности и, принеся шоколад, не ушел, как обычно, обменявшись лишь несколькими словами. Поставив на столик чашку, Коул сел напротив, подперев подбородок широкой ладонью, и, улыбаясь, посмотрел прямо ей в глаза. И неотрывно глядел до тех пор, пока Софи не почувствовала, как все ее мышцы, словно коварным ядом, снова наливаются воспоминаниями об ощущениях, испытанных накануне, как дыхание становится шумным и учащенным, а соски болезненно затвердевают. Софи ссутулилась и опустила голову, стараясь скрыть свое состояние.
Коул широко улыбнулся, продолжая смотреть слишком внимательно, слишком заинтересованно. Молчание затянулось, и Софи кивнула на чашку горячего шоколада:
— Спасибо. Я мечтала об этом весь день.
— Хм-м-м, я тоже.
Не донеся до рта ложку со взбитыми сливками, Софи застыла с открытым ртом, потому что его голос напоминал утробное рычание голодного зверя.
— Коул? — недоуменно воскликнула Софи.
Он протянул руку через стол и осторожно подтолкнул ее руку с ложкой ко рту, не отрывая ищущего взгляда от ее губ. Софи послушно, словно зомби, облизала ложку. Очень медленно Коул отвел пустую ложку от ее сомкнутых губ и положил на блюдце. Его взгляд был таким горячим, что Софи, казалось, физически ощущала его прикосновение. Большим пальцем он аккуратно вытер испачканный сливками уголок ее рта, и жест этот оказался таким чувственным, что Софи ощутила острое возбуждение. А Коул продолжал поглаживать пальцем ее нижнюю губу, и Софи пришлось закрыть глаза, чтобы совладать с собой.
Девушка нервничала и была слишком напряжена. Еще немного — и начнется головокружение, и она упадет в обморок прямо к его ногам.
Но тут Коул отнял руку от ее лица и низким, проникновенным шепотом спросил:
— Софи, вы раньше с кем-нибудь встречались?
Его ладонь, до того спокойно лежавшая на столе, начала медленно двигаться. Софи наблюдала, как она подбирается к ее рукам, и предусмотрительно убрала их, спрятав под столом на коленях. Если Коул еще раз прикоснется к ней, она не сдержится и, испортив всю игру, станет умолять: «Еще, еще!»
— Почему вы спрашиваете?
— Сам не знаю. — Хитрая улыбка явно противоречила его словам. — Просто, познакомившись вчера с вашей сестрой, я подумал, отчего это вы такие… разные?
— Значит, вам понравилась Шелли? — Спрашивая, Софи уже знала ответ.
Если бы в этот момент Чейз не прервал их, разговор наверняка принял бы еще более интимный характер. То, что между ними происходило, было по-своему приятным, но и обескураживающим. Невероятное чувство, которое он пробуждал, усиливалось с каждой секундой, и Софи хотела знать, куда это их заведет. Она уже мечтала ощутить его обнаженное тело, погладить налитые мускулы, прикоснуться к его набухшей и отвердевшей плоти.