Не хватает какой-то детали. Ни одна версия не является правдоподобной!
И, кроме того, что это – ярая месть, губительная, уничтожающая, сжигающая дотла, я ничего не понимаю. Только это.
Во второй спальне над рабочим столом висели полки, всего три коротенькие, но на них было прекрасное собрание зарубежной и отечественной классики. Когда вытирала пыль, решила для себя, что окунусь в Ремарка, выбрав «Возлюби ближнего своего».
Шел лишь час дня, а я уже не знала, куда себя деть от мыслей, что, словно блохи-кровопийцы, скакали и кусали сознание. Катастрофически мало информации. И абсолютное отсутствие выхода на данный момент. А впадать в панику я не имею права. Ждать. Ждать и терпеть. Чтобы выжить.
Подцепив корешок, потянула книгу на себя и удобно устроилась в гостиной на диване ближе к окну.
Ещё раз прочла название. И громко усмехнулась.
Символично – ни убавить, ни прибавить.
И так увлеклась, что очнулась только после того, как услышала звучное урчание в животе. Пришлось идти на поклон к холодильнику. И вновь набор продуктов не вызывал энтузиазма. Копченые изделия я попросту не ела, всё те же яйца – терпеть не могу, даже от запаха воротит. Остается только сыр, скудные листья салата и хлеб. Видимо, он не подумал о том, что я захочу что-нибудь приготовить, и накупил огромное количество сухомятки. Жаль, фруктов и овощей нет.
Какая прелесть, это я уже и меню обсуждаю в голове? Молодец! Придираюсь к содержимому и вспоминаю о своих предпочтениях? Эх, знал бы мой мучитель, о чем я думаю, как гаркнул бы «Жри, что дают», так и пришла бы в себя, наверное. А сейчас я снова сделала себе два бутерброда, прожевала, удовлетворив падкое чрево, и вернулась в гостиную.
Конечно, между строк я иногда теряла связь с сюжетом, меня уносило далеко за пределы военной Германии, описываемой великим писателем, вопросы лезли, давили, угнетали. Но каждый раз я твердо запрещала внутреннему голосу разводить нытье и бесполезную панику. Пожалеть себя успею потом. Если получится.
И вновь возвращалась к роману, влюбляясь всё больше и больше во второстепенного героя Штайнера. Его реплики были бесподобными и многое, как по заказу, можно применить в моей ситуации.
«Вероятное нам всегда кажется невероятным».
«Основной закон жизни: опасность обостряет чувства».
«Любое положение лучше, чем война».
Со мной случилось невероятное. Это обострило инстинкт самосохранения. И чем воевать с обидчиком, лучше сохранять пока нейтральное положение.
Ощущение, что повествование еще больше убеждало меня в правильности намеченной модели поведения. Хотя, не понимаю, насколько это нормально. И можно ли такую непробиваемость назвать здоровой реакцией?..
Ближе к десяти часам ночи, если верить настенным часам, мои глаза уже слипались от усталости, большая часть книги была поглощена, впечатлений хватало. Чужая боль, описанная так искусно и реалистично, затмила мои переживания. Я отправилась в ванную и застирала футболку вместе с трусиками. Повесила на ту же спираль, затем приняла душ и, обмотавшись полотенцем, отправилась в кровать. Махровую ткань сдернула и оставила на спинке стула, а сама юркнула под тонкое одеяло.
Снов не было. Стресс давал о себе знать убийственной темнотой в голове, соответственно, полным забвением. И проснулась я на удивление отдохнувшей. Принялась за стандартные процедуры, облачилась в свежую скудную одежду, затем насытилась теми же бутербродами и вернулась к Ремарку, продолжившему описывать мне ужасы Второй мировой.
Шум мотора услышала ближе к полудню. И сразу же натянулась струной. Застыла с романом в ладонях, остекленевшим взглядом уставившись на разбегающиеся строки.
Агнософобия, черт бы тебя побрал… Какая же ты гадкая.
Уговариваю взять себя в руки. Помнить о цели.
И когда щелкает замок и распахивается дверь, приобретаю невозмутимый вид.
Он резко заходит в комнату. Но я не поднимаю глаз.
Я его боюсь…
Глава 5
Это происходило исключительно, когда наступала темнота. Он привычно стаскивал меня к краю кровати, пристраивался и начинал свою адскую скачку.
Второй раз было больнее. Потому что рану будто вспарывали. А это неописуемые муки. Я приказала себе не плакать. Но одно дело – твоя психика, которую ты держишь в узде, другое – естественный рефлекс организма на чудовищную пытку. Слезы выкатывались из-под сомкнутых век и держали путь прямо в уши. А я лежала неподвижно, время от времени уставившись в потолок. Выключить эмоции. Не прогнуться.
Затем я оставалась одна до утра. Ходила в ванную смывать с себя следы ночного кошмара. Казалось, ему нужно увидеть меня, а потом только исчезнуть. Как ритуал. Уезжал вслед за моим пробуждением, а возвращался вечером. Дверь запирал, говорил короткими приказными фразами.