Грань между «нормальным» и «невротическим» начинает проявляться там, где активность становится компульсивной, — когда человек вынужден совершить действие, но не по собственному желанию, а скорее потому, что оно привычным образом устраняет тревогу. Примеры этому — алкоголизм и компульсивная сексуальная активность. Мотивом здесь является уже не сама деятельность, а ее внешний эффект. В драме «Пер Гюнт» Ибсена изображается как компульсивная сексуальность, так и компульсивное пьянство. Переживая удар по самооценке, Пер по пути на свадебное торжество прячется за кустами и произносит монолог:
Далее Пер хвастается перед тремя встреченными девушками:
Пер (одним прыжком становясь между ними): Трехголовый я тролль — для трех девок пригожусь!
Девушки: Ты такой молодец?
Пер: Вот увидите сами![478]
Компульсивный аспект действия заметен в том, что каждый раз, когда что-либо препятствует выполнению действия, возникает более или менее сильная тревога. Сексуальная активность в нашем обществе часто используется для того, чтобы избавиться от тревоги смерти. Но если человек (например, Хемингуэй) достигнет рубежа сексуальной импотенции — что будет тогда?
Любая безудержная активность может служить снятию напряжения, накапливающегося в организме при тревоге. Компульсивная работа — пожалуй, самый распространенный способ смягчения тревоги в Америке; в этой стране его можно назвать «нормальным неврозом». Он обычно представляет собой сочетание проверенных реакций на тревогу. Работа — один из самых удобных способов снятия напряжения, вызванного тревогой. Но она легко может стать компульсивной. В последнем случае можно провести сравнение с очень многословной, но всего лишь псевдопродуктивной болтовней Гарольда Брауна в периоды тревоги.
Безудержная деятельность, как известно, обычно не бывает подлинно творческой или требующей полной реализации способностей. Не направлена она и на решение проблемы, которая вызывает напряжение. Вопрос состоит в том, позволяет ли такая активность ослабить напряжение без разрешения лежащего под ним конфликта. Если это так, то конфликт остается, и к данной деятельности приходится прибегать достаточно часто. В таком случае мы имеем начало невроза навязчивых состояний. Я, конечно же, упрощаю: моя цель — только показать различие между конструктивными и деструктивными способами снижения тревоги.
Ригидность мышления — другая пограничная характеристика. Как видно на примере религиозного или научного догматизма, ригидность помогает предстать перед опасностью во всеоружии. Кьеркегор рассказывает о профессоре, который мог блистательно доказать теорему, используя только буквы А В С, но никак не D E F. Вместо возможности открытия новых истин ригидное мышление обеспечивает временную безопасность, тягу к преследованию новых учений и недоразвитие способности адаптироваться к новым ситуациям. Тогда человек остается прикованным к своей скале, в то время как эволюция проходит мимо. Кьеркегор добавляет, что снять с себя полную ответственность за собственные конфликты помогает вера в рок и необходимость, так же как и суеверие. Тогда человек может перехитрить тревогу, правда, ценой потери креативности. Когда ценности, которые необходимо оберегать, оказываются особенно беззащитными перед лицом угрозы (в основном вследствие их собственной внутренней противоречивости) и человек не очень хорошо адаптируется к новым ситуациям, ригидность мышления и поведения также может принять форму невроза навязчивых состояний.
При исследовании клинических случаев в этой книге мы наблюдали множество способов избегания вызывающих тревогу ситуаций. Они варьируют от достаточно реалистической адаптации к трудностям (такой, как бегство Бесси от матери в парк) до чрезмерной застенчивости Ирен или более сложного отрицания Хелен: «Нет, у меня нет никакого чувства вины; я готова пройти через все круги ада, лишь бы это (роды) побыстрее закончилось». По мере усложнения такие методы начинают включать в себя подавление и образование симптомов. Не претендуя на составление перечня всех защитных паттернов, в заключение я хотел бы выделить их основные черты.
477
Генрик Ибсен,