По мнению Гольдштейна, в создании катастрофической ситуации, сопровождающейся тревогой, центральное место занимает отнюдь не угроза боли. Можно чувствовать боль, не испытывая при этом тревоги или страха. Подобным образом, тревогу порождает не всякая опасность. Только опасность, несущая в себе угрозу для существования организма (под словом «существование» следует подразумевать не только физическую жизнь, но и психологическую), вызывает тревогу. Это может быть угроза для ценностей, с которыми организм идентифицирует свое существование. Мне хочется добавить к рассуждениям Гольдштейна еще одно наблюдение: в нашей культуре «влечениями» или «желаниями» (психофизическими, как, например, сексуальность, или психокультурными, как, скажем, «стремление к успеху») часто называют те явления, с которыми отождествляют психологическое существование человека. Поэтому кто-то может испытывать тревогу из-за фрустрации своих сексуальных желаний, другой оказывается в катастрофической ситуации в тот момент, когда его успех (деньги или престиж) падает ниже определенного критического уровня.
У одного студента экзамен не вызывает ни малейшей тревоги, а для другого (если от результатов экзамена зависит его карьера) это травмирующая и катастрофическая ситуация, на которую он реагирует поведенческими нарушениями и тревогой. Таким образом, у концепции «организм в катастрофической ситуации» есть две стороны: во-первых, сама объективная ситуация, во-вторых, природа организма. Даже в нормальной тревоге, сопровождающей повседневную жизнь, когда у нас «сосет под ложечкой», можно распознать признаки катастрофической ситуации.
Каждый человек обладает своей индивидуальной особенностью справляться с кризисной ситуацией. Внутренние конфликты снижают способность переносить кризис, об этой чисто психологической проблеме мы поговорим в следующей главе. Пока достаточно сказать, что у каждого человека есть свой «пороговый уровень» стресса, превышение которого приводит к развитию катастрофической ситуации. Гринкер и Спигель проиллюстрировали это представление об уровне на примере солдат, потерявших самообладание во время битвы[129]. Подобные результаты получили Барн, Роз и Мэсон, исследовавшие солдат, которые участвовали во вьетнамской войне. Различные формы их защитного поведения — неадекватная самонадеянность, вплоть до того, что они считали себя непобедимыми, навязчивые действия, вера в силу лидера — можно рассматривать как защиту от катастрофической ситуации[130].
Тревога и утрата окружающего мира
Теперь обратимся к интересным размышлениям Гольдштейна о том, почему тревога является эмоцией без конкретного объекта. Он согласен с Кьеркегором, Фрейдом и другими, кто считал, что тревогу следует отличать от страха, поскольку у страха есть конкретный объект, а тревога представляет собой смутное чувство опасности без четкого конкретного содержания. Современная психология бьется не над определением данного феномена, но над его объяснением. С помощью наблюдений над человеком, испытывающим интенсивную тревогу, нетрудно установить, что тот не может сказать или понять, чего он боится[131]. Гольдштейн говорит, что «отсутствие объекта» легко заметить у пациента с начинающимся психозом, но то же самое наблюдается и в менее серьезных случаях тревоги. Когда клиенты, испытывающие тревогу, приходят к психоаналитику (как Гарольд Браун, о котором будет рассказано ниже), они часто говорят, что именно невозможность установить источник страха делает тревогу таким мучительным переживанием, лишающим человека самообладания.
Гольдштейн продолжает: «Создается впечатление, что по мере усиления тревоги ее объект и содержание все в большей степени исчезают». И он спрашивает: «Не заключается ли тревога именно в этой невозможности точно понять, где же находится источник опасности?»[132] Испытывая страх, мы осознаем и себя, и объект страха и можем занять в пространстве какое-то положение по отношению к данному объекту. Но тревога, по выражению Гольдштейна, «нападает с тыла» или, я бы лучше сказал, со всех сторон одновременно. Испытывая страх, человек концентрирует все свое внимание на объекте опасности, напряжение приводит его в состояние готовности, чтобы можно было броситься в бегство. От подобного объекта можно убежать, поскольку он занимает определенное место в пространстве. В момент же тревоги попытка убежать представляют собой нелепое поведение, поскольку невозможно локализовать угрозу в пространстве и ты не знаешь, в какую сторону бежать. Гольдштейн пишет:
129
R. R. Grinker and S. P. Spiegel,
130
Bourne, Rose, and Mason, Urinary 17-OHCS levels,
131
Конечно, тревога нередко направлена на «псевдо-объект». Это проявляется в фобиях и суевериях. Хорошо известно, что тревога часто перемещается на какой-либо подходящий объект, что обычно уменьшает страдание. Но не следует принимать псевдо-объект за подлинный источник тревоги.