Клятву в подпольной организации мы дали вместе летом 1941 года. Вместе выполняли задания и всегда давали обещание, что если что-либо произойдет с одним из нас, то второй доведет дело до конца.
Потом произошли эти два случая. Многих арестовали. Ежедневно гестапо нападало на след новой тройки конспираторов. Кто-то предавал, кто-то раскрывал нашу организацию. Домыслы были различные, но имя предателя пока не было известно. Людвик получил приказ идти в лес, в отряд. О нем и обо мне гестапо не знало. Помню ту ночь, когда он уходил в лес. Просила я его забрать меня с собой. Он посоветовал мне пока остаться и ждать приказа. Если вы в жизни действительно кого-нибудь любили так, как я любила Людвика, то можете понять, что означало для меня это расставание.
Несколько дней я ходила как потерянная. Ждала от него вестей. Я полагала, что уже в эту ночь получу желаемое известие и пойду в лес. Да, пришел приказ, но не такой, какого я ожидала…
Я должна была остаться в городе, сблизиться с немцами, познакомиться с ними и даже… завести роман…
— Людвик знал об этом приказе?
— Вы сомневаетесь? Наверняка! Он был одним из его авторов. Установить с немцами приятельские отношения не представляло трудностей. Помогла моя внешность и приятельница из фольксдойче, с которой я вновь стала дружить. Она впервые привела меня в «Дойчес хаус». Оркестр, буфет, пьяные лица офицеров, их песни… Я должна была улыбаться, танцевать, выслушивать омерзительные предложения.
Я установила несколько интересных знакомств. Никто не знал, что я полька. Немецким языком я владела довольно хорошо…
Сразу же сообщила в лес о своих действиях. Первые мои шаги были одобрены, и велено было ждать следующих приказов. Через две недели связной из леса принес мне фальшивую метрику и приказ подписать фолькслист… Этим я должна была отвести от себя любые подозрения.
Несколько дней я боролась с собой. Убежать или выполнить этот проклятый приказ?.. Чувство долга взяло верх. Кун, офицер вермахта, с которым я познакомилась в «Дойчес хаус» и который без памяти влюбился в меня, помог быстро оформить смену национальности. Таким образом, я стала… немкой.
Тогда уже без опасений я могла бывать в «Дойчес хаус», в офицерском казино. У гестапо и эсэсовцев были другие казино. Пока я туда не имела доступа, а это мне очень было нужно. Наконец я познакомилась с Хайнертом — обер-лейтенантом войск СС. Он работал в гестапо: руководил секцией арестов и следствий. Я знала, что нравлюсь ему, знала также о том, что это жестокий и изощренный убийца. Я стала с ним заигрывать. Хайнерт попался на удочку…
Игра, которую я начинала с Хайнертом, была опасной, тем более для молодой и неопытной разведчицы. За установление этого знакомства, от которого партизаны многого ожидали, я получила благодарность. Вначале я старалась не встречаться с Хайнертом наедине. Виделась с ним только в казино. Я прикинулась веселой девушкой, щебетуньей, думающей только о танцах, развлечениях, беззаботной, которая ни в чем не разбирается, а тем более в войне. Если я заводила разговор на тему, которая интересовала меня, а вернее, партизан, то делала это осторожно и шутливо. Хайнерт любил хвастаться…
Однажды я встретила его на улице. Случай. Что было делать? Он шел рядом со мной, развлекал разговорами, а я вынуждена была улыбаться и играть свою роль. Я видела презрительные взгляды прохожих. Читала в них ненависть. Это была плата за мое предательство. После этого все приятельницы отвернулись от меня. Никто из старых знакомых не заходил в мой дом. Постепенно я перестала существовать для жителей моего города. То есть не так… Везде говорили обо мне. Я это знала. Несколько раз получала анонимки. В них были предупреждения, ругательства — самые бранные, самые изощренные. Проклятия неслись мне вслед. Даже дети… Что я тогда должна была испытывать, можете себе представить. — Она прерывает признания, ее душит кашель. — Тайник для поддержания связи с лесом находился у старого кузнеца около кладбища. Я передавала полученную информацию и получала приказы из отряда. Связной был надежный. Помню такой случай. Однажды вечером я пошла с подругой в «Дойчес хаус». Ко мне подсели два знакомых офицера вермахта. Мы пили кофе, сплетничали. Вошел Хайнерт в сопровождении гестаповца. Взглядом прогнал от нас офицеров, заказал водку. Хайнерт все время посматривал на часы. Я видела, что он чем-то возбужден. Это было после очередных массовых арестов членов движения Сопротивления. Партизаны нуждались в сведениях о том, кто какие показания дает на допросах, кто попался, а главное, когда будут вывозить арестованных. Я провоцировала Хайнерта больше пить. Потом мы танцевали, и он сожалел, что вынужден немедленно уйти. Я спросила, почему он спешит и не хочет развлекаться. Хайнерт осмотрелся и шепнул мне на ухо, что у него есть приказ сразу же возвратиться в гестапо. К утру он должен подготовить эшелон «бандитов» в Кенигсберг и доставить их на место.