Горький верил, что именно рабочий в большей мере, чем крестьянин и интеллигент, способен к активной, преобразующей деятельности, которая делает человека Человеком. В этой деятельности его главным противником оказывается государство: «Государство убивает человека, чтобы воскресить в нём животное и силою животного укрепить свою власть; оно борется против разума, всегда враждебного насилию» (с. 206).
В другом месте А.М. Горький пишет о рабочем: «Зачем так? Для кого?».
И он начинал понемногу догадываться, что весь этот механически правильно, но бессмысленно действующий ад создан и приведён в движение ненасытной жадностью тех людей, которые захватили в свои руки власть над всей землей и над человеком и всё хотят развить, укрепить эту власть силою золота. Они обезумели от жадности, сами стали глупыми и жалкими рабами своих фабрик и машин, своих векселей и золота, зарвались, запутались в сетях дьявола наживы, как мухи в паутине, и уже не отдают себе отчёта — зачем всё это им? — и не видят, отупевшие, не могут видеть возможности жить иначе — иной жизнью, красивой, свободной, разумной (с. 215–216).
Главная мысль автора «Заметок о мещанстве» — призыв к активной борьбе с мещанством. Не мещанин тот, кто активен в борьбе за подлинно человеческую жизнь, а мещанин — враг этой борьбы. Он — раб. Его делает таким «бесстрастный слуга жёлтого дьявола, жадного золота, — всё разрушающий капитализм» (с. 205). «Капитал, — читаем у А.М. Горького, — похож на чуму, которая одинаково равнодушно убивает водовоза и губернатора, священника и музыканта. И, как чума, сам по себе он не нуждается в оправдании бессмысленности своего роста, — механически правильно сортируя людей на классы, независимо от своей воли развивая их сознание, он сам создаёт себе непримиримых врагов, раздражая человека своей жадностью, как дурак раздражает быка красным. Зло жизни, он не стесняется своей ролью, он цинично откровенен в своих действиях и, нагло говоря грохотом машин „всё мое!“, равнодушно развращает людей, искажает жизнь. Таков он есть, он не может быть иным, и это хорошо, потому что просто, всем понятно и очень быстро создаёт в душе представителя труда резко отрицательное, непримиримо враждебное отношение к представителю капитала» (с. 217).
Есть ли свет в конце капиталистического туннеля? «Жестокость богатства так же очевидна, как и глупая жадность его. Неразборчивый, как свинья, капитал пожирает всё, что видит, но нельзя съесть больше того, сколько можешь, и однажды он должен пожрать сам себя — эта трагикомедия лежит в основе его механики» (там же).
Как тут не вспомнить о М.М. Бахтине, который говорил о том, что у каждого текста будет праздник возрождения. Будет праздник возрождения и у статей А.М. Горького, включая «Разрушение личности» и «О том, как я учился писать». В первой из них их автор обрисовывает такой многосложный образ мещанства: «Мещанство — проклятие мира; оно пожирает личность изнутри, как червь опустошает плод; мещанство — чертополох; в шелесте его, злом и непрерывном, неслышно угасает звон мощных колоколов красоты и бодрой правды жизни. Оно — бездонно жадная трясина грязи, которая засасывает в липкую глубину свою гения, любовь, поэзию, мысль, науку и искусство» (с. 270).
А вот Власа из «Дачников» (1904) эта трясина не засосала.
А.М. Горький вложил в его уста собственные мысли о русской интеллигенции:
Автор «Дачников» и «Заметок о мещанстве» видел высший смысл жизни в активной позиции человека по отношению к общественному строю, в котором волею судьбы человеку пришлось жить. Как и Джордано Бруно, он славил человека-творца, человека-преобразователя, человека-героя, Человека (с большой буквы), о котором один из его персонажей сказал: «Человек — это звучит гордо!». Громкое «да» А.М. Горький сказал смыслу жизни такого человека, но в адрес мещанского смысла жизни он произнёс не менее громкое «нет».