Мама щекочет мне бока, и я хихикаю. Ее улыбка прекрасна, как солнечный свет, о чем и говорю ей.
— О, моя милая девочка. — Она целует кончик моего носа. — Ты — подарок, которым я так дорожу.
Внезапно он появляется рядом со мной, приседает, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.
— Привет.
Я чувствую себя скованной, словно мое тело готово убежать от него. Что-то не так с его улыбкой, потому что она никогда не вызывает у меня чувства безопасности или тепла внутри.
Его глаза тоже злые, даже когда он улыбается. «Интересно, только ли я одна это вижу?»
Я отстраняюсь от него, и мама успокаивающе поглаживает меня по спине.
— Все в порядке. Он просто поздоровался.
Может, я и маленький ребенок, но я слышу, что у нее другой голос. Как будто она понимает, что я чувствую.
— Я знаю, что прошло много времени. Возможно, ты его не помнишь.
Мужчина протягивает мне руку для рукопожатия. Но в ту секунду, когда его пальцы сжимаются вокруг моих, я понимаю, что никогда не захочу иметь с ним ничего общего. От его прикосновения чувствую себя так, будто повалялась в гнилом мусоре на помойке.
Я выдавливаю из себя слова, которые мама учила меня говорить.
— Рада вас видеть.
Его улыбка становится шире, и это заставляет мою кожу покрыться мурашками.
— Уверен, мы еще встретимся.
Он выпрямляется и добавляет:
— Скоро.
Скоро.
Это слово и его голос звучат в моей голове еще несколько дней. И это заставляет меня думать, что те библейские истории, которые мама читает мне, — правда.
Дьявол может маскироваться в других формах.
Я открываю глаза, мгновенно застывая от паники. «Где я?» Как только слышу, как из-за закрытой двери спальни доносятся слабые звуки музыки, мои напряженные мышцы медленно расслабляются.
Большинство вечеров доктор Кинг работает в своем кабинете, сверяя бумаги и обновляя истории болезни. Уверена, что быть единственным человеком и отвечать за каждый аспект здесь — это подвиг. Я заметила, что он любит слушать музыку во время работы.
Иногда я лежу здесь, в своей постели, и жду, когда звуки музыки тихо донесутся до меня из-за закрытой двери его кабинета. Крошечные обрывки музыки вьются под дверью моей спальни, неторопливо пробираясь ко мне.
Обычно мне приходится напрягаться, чтобы услышать ее, но это то, чего я жду с нетерпением, потому что мне дается возможность — окольным путем — взглянуть на другую его сторону.
Доктор Кинг слушает музыку, которая мне совсем незнакома, но она звучит старше. В такие вечера я обычно закрываю глаза и даю волю своему воображению.
Интересно, распущены ли у него волосы и проводит ли он по ним время от времени руками во время работы? Интересно, такие ли они мягкие, как кажутся? Напевает ли мужчина тихонько под музыку или беззвучно произносит слова?
Мне не следует стремиться узнать все нюансы об этом человеке. Возможно, я испытываю нечто, отдаленно напоминающее Стокгольмский синдром, только без аспекта похищения. Возможно, первопричиной является нахождение в непосредственной близости с доктором Кингом изо дня в день без какого-либо другого человеческого взаимодействия. Да… это должно быть оно.
«Лгунья», — шепчет голос в моей голове. — «Дело не только в этом».
Переворачиваюсь на другой бок в постели и утыкаюсь лицом в подушку, чтобы подавить разочарованный стон. От моего внимания не ускользнуло, что мой внутренний голос не может помочь мне вспомнить свое имя, но он чертовски уверен, что хочет привлечь больше внимания к мужчине, на котором я странно зациклилась.
Но когда я снова погружаюсь в сон, остатки моих сновидений не пронизаны горем или страхом. В них есть только любопытство и женский интерес.
Из-за мужчины — некоего доктора, который фигурирует в них.
Глава 16
Она
СПУСТЯ НЕДЕЛЮ
— Спасибо, доктор Кинг. — Я внутренне сокрушаюсь из-за задыхающегося голоса, но не могу подавить свое волнение.
Конечно, это связано с получением настоящей одежды, но это большое событие после того, как я практически несколько недель подряд жила в больничном халате.
Он отвечает в своей обычной холодной, отчужденной манере.
— Нет проблем.
Несмотря на то, что он держит под рукой ассортимент пожертвованной одежды на случай чрезвычайных ситуаций, мне нужно было немного больше, чем подержанные мягкие хлопковые майки и сарафаны свободного покроя.