— Хорошо, — удовлетворённо подытоживает сделку торговка, пряча под прилавок мою «плату». — Забирай, — резво кивает на брошь, всем своим видом показывая, что ей, для хорошего человека ничего не жалко.
— Спасибо, — отвечаю любезностью и прячу безделицу в недра рюкзака.
— Эй, парень! — окликивает меня торговка, когда я уже сделал пару шагов прочь от её прилавка. — Ты, что-то конкретное ищешь?
— Ага. Мне виски — «Джек Дениелс» нужен.
— Да? — игриво поводит бровью пожилая дама, давая понять, что в данной теме она разбирается не хуже любого мужчины. — А рюкзачок не худоват?
В ответ я лишь пожимаю плечами.
— Ладно, — понимающе вздыхает она, — иди вперёд, — указывает вглубь пролома в стене, ведущего в следующую квартиру, — во второй комнате, справа, Алик сидит. У него, вообще, хрень всякая, типа вазочек, да чашечек. Но, я знаю, и спиртное где-то припрятано. Скажи ему, что ты от Жанны — сторгуетесь.
Найдя лавку Алика, я, действительно, сторговался. Правда, за бутылку треклятого «Джека» мне пришлось оставить у него всё содержимое моей сумки, за исключением пары упаковок модифицированных злаков. Глянув на них, Алик только покривился. Затем, долго причитая о том, как он продешевил и сокрушаясь о своём излишнем уважении к Жанне, отдал-таки мне бутылку вожделенного «Джека Дениелса», заявив, что передаёт в мои руки не просто виски, а нектар, которым не побрезговали бы сами Боги, если бы не отвернулись от этого погрязшего в дерьме мира.
Когда я, наконец, приехал к отцу, дело было уже под вечер. Вот он, тот самый торжественный момент, ради которого я так старался. Конечно, не выпей я настоящий подарок Сергея — никаких бы трудностей не было бы. Но, тем не менее. Я торжественно вручаю отцу «презент» от своего школьного товарища.
— Он же говорил, что там двести грамм? — удивлённо спрашивает отец.
— Это он выжрать не успел! — язвлю в ответ, вместе с тем отмечая его наблюдательность.
— Ты же знаешь — я уже давно не пью, — рассматривая бутыль, как бы между делом, напоминает отец. — Но, это, пожалуй, попробую.
— Ну, так — грех не попробовать, — весело подначиваю, уже выставляя на стол две прозрачные рюмки на небольших толстых ножках.
— Ну, по чуть-чуть… — успокаивает сам себя Сан Саныч, открывая бутыль.
По комнате начинает идти пряный навязчивый и резковатый запах. Отец наполняет мою рюмку почти доверху, свою же, лишь залив янтарным алкоголем самое донышко.
— Ты чего, бать? — слегка удивляюсь, ведь, несмотря на его «самодисциплину» побрезговать таким напитком, по заверениям Алика, не смогли бы сами Боги.
— Я не пью, сына. А это, так, вспомнить вкус тех времён, когда мы ещё не жили во всём этом дерьме.
— Да ну тебя, — картинно машу на него рукой, выпиваю свою порцию и смотрю за реакцией отца. Тот тоже выливает свои «три грамма» в рот, задумчиво смотрит в потолок и сглатывает.
— Ну как? — с нетерпением интересуюсь его мнением.
— «Джек», говоришь?
— Ну, ты же сам видишь, — оторопело киваю я на бутыль.
— Это — стекло, — щёлкает он пальцем по сосуду, — а внутри — «Уайт хорс», в лучшем случае. А вообще — сивуха, какая-то… Но пить можно, в принципе.
Сначала хочется даже обидеться, но уже через секунду отбрасываю версию о ненормальности своего отца, как несостоятельную. Ведь он, в отличие от меня или Сергея, действительно, знает вкус того самого «Джека Дениелса». А вот мы — едва ли. «Мы люди честные» — вдруг вспомнилось мне…
Глава 4. Такие разные изгои
Это утро понедельника я могу смело считать не совсем обычным. Я не проспал, не испытал, ставших обычными, похмельных мук, и сейчас вполне бодро иду пешком на работу, вместо того, чтобы томиться на остановке в ожидании транспорта. Надо сказать, что такие ощущения мне нравятся. Я мог бы их испытывать и чаще, может даже привыкнуть к ним, но пока не получается. Обычное утро понедельника у меня, как правило, совсем другое. Ведь накануне я, как правило, напиваюсь, не помню большей части вечера и ночи, но руководствуясь ощущениями, почти всегда уверен — оторвался на славу, что в большинстве случаев на работе подтверждает Сергей, чаще всего являющийся моим компаньоном в подобных загулах.