— Нет. Извини. Как-нибудь потом. Завтра, давай?
— Давай. Если только мне тоже не понадобится чистка, после сегодняшнего, — усмехаюсь я, озорно покачиваясь на стуле.
— Договорились, — хохотнул в ответ Сергей и связь прервалась.
Я вновь уставился на то место, где, несколько минут назад, горело табло сенсорного меню и ткнул в него пальцем. Оно вновь зажглось и отпечаток снова остаётся на том самом пункте, который я выбирал сегодня уже столько раз, что успел наделать жирное пятно от указательного пальца, на глянце барной стойки. Из столешницы привычно показывается рюмка, содержимое которой тут же отправляется в рот. Потом ещё шот, потом ещё и ещё. Потом меня стошнило. Я едва успел добежать до туалета. Там уже было двое таких же, как и я — блюющих своими же потраченными на алкоголь лимитами. Их тошнило прямо в раковины. Я же, несмотря на срочность, всё же потратил два лишних мгновения, чтобы закрыться в кабинке.
Сколько я стоял на четвереньках у унитаза, пока мой желудок истязали спазмы — даже не знаю. Равно как и не знаю, сколько бы ещё так простоял, если бы от этого дела меня не отвлёк входящий звонок. Привалившись к стенке кабинки, совершенно не боясь испачкать чистые брюки о зассаный пол, отвечаю на звонок, даже не разобрав голос робота, сообщающий о том, кто именно мне звонит.
— Ты это видел? — раздаётся по ту сторону линии.
— Что «видел»? — узнаю по голосу Сергея и почти заставляю себя обрадоваться.
— В новостях о твоём отце говорят! Бля, Игорь, что он там за хрень опять написал?
— Что за хрень?
— Посмотри в сети. Я сам мало чего понял.
— Ага, — скоро соглашаюсь, вытирая слюну, перемешанную с рвотными массами с уголков рта, — посмотрю. Это всё?
— А тебе чего — мало? — удивляется школьный товарищ. — Слушай, там серьёзную бучу готовят! Ты езжай к нему лучше! Хочешь, я с тобой?
— Нет. Спасибо. Справлюсь, — заверяю, пытаясь подняться на ноги.
Выбравшись из туалета, по дороге к выходу махнул ещё один шот, взял на вынос двухсотграммовую бутылочку «псевдотекилы» — пойла, что уже давным-давно не делается из настоящей агавы и шатаясь вышел на улицу, включив на гарнитуре маячок обозначающий, что я нуждаюсь в услугах такси. Нужду эту удовлетворили уже через пару минут. Указав адрес моего назначения, я активировал, на всё той же гарнитуре, функцию «видео» и быстро нашёл интересующую меня информацию. Она была довольно короткой, но шла в самом начале выпуска, что говорило о её чрезвычайной важности.
«Но вначале о кощунственной статье известного в прошлом журналиста Александра Скуднова, — тревожным голосом возвестила ведущая, сразу после «Шпигеля». — Сегодня днём на сайте сетевой газеты «Мнения» появилась статья, в которой Скуднов усомнился в очевидности и неоспоримости фактов недавней атаки изгоев на город. Так сказать, журналист призвал читателей вспомнить о неоднозначности теракта 11 сентября 2001 года в США и ряда других менее известных фактов терроризма, в том числе и в России, и сравнить их с тем, что потрясло всех нас буквально на днях. Издательство говорит о том, что само его название подразумевает наличие неоднозначных очерков современной действительности. Так что какой-либо редакторской цензуре статьи не подвергаются и выходят именно в том виде, в котором предоставляются авторами. Следственно, и ответственность за материалы целиком и полностью лежит именно на журналистах. Несмотря на то, что статью уже удалили с ресурса, общественность требует призвать Скуднова к ответственности, так как считает его деятельность ничем иным как экстремизмом».
«Какая такая общественность? — пронеслось в голове. — Кто эту статью за несколько часов успел прочитать и так бурно отреагировать?» Что именно, мой неугомонный отец такого написал, что поднялась буча? Усомнился в том, что это были именно изгои, а не, скажем, правительственный заказ? Очень может быть. Тем более, что, скорее всего, так оно было…
— Вы прибыли на место, — вырывает меня из плена моих пьяных, но от этого не менее тяжких мыслей, металлический голос автопилота такси, — внесите оплату.
Провожу картой через прорезь одного из миниатюрных платёжных терминалов, что для удобства вмонтированы в каждую из четырёх ручек. После металлического «спасибо», выхожу, оказываясь прямо у дома своего отца. Прежде чем сделать шаг, припадаю к, уже наполовину опустошённой мною по дороге, бутылочке, делаю глубокий вдох и, слегка покачиваясь, иду вперёд.
Входная дверь отцовского дома не заперта. Я так пьян, так беззаботен и глуп, так слаб мозгом, отмирающим с каждым глотком всё быстрее и быстрее. Минуя прихожую, оказываюсь на кухне, и мой взгляд тут же прикалывает к себе записка. На обычной бумаге, обычными чернилами из обычной шариковой ручки — такой, какой писали во времена папиной юности. Изо всех сил стараясь сфокусировать зрение, с трудом читаю, уже ставшую такой непривычной, пропись.