— А почему, по-вашему, он решил опубликовать другой вариант?
— Я не знаю. Может, «на злобу дня»? И, если честно, я не читал его статьи о терроризме. Я знаю лишь то, что говорили в новостях.
— Правильно. Её удалили уже через двадцать минут.
— Чего же там такого было?
— Ничего, что могло бы быть интересно нормальному члену нашего общества, — откинулся на спинку стула законник.
— А ненормальному?
— А ненормальные у нас не водятся… — снисходительно и даже, как мне показалось, с ноткой тоски, посмотрел он исподлобья. — А, если и водятся, то недолго.
— Вы на кого намекаете?
— Я не намекаю. Я, так, — рассеянно развёл он руками, — размышляю…
— Чего вы хотите? — напрямую спросил я.
— Побеседовать с вашим отцом, на предмет его сомнительного публицистического труда и обсуждения с ним некоторых вопросов. Например, как жить дальше?
— Во, как? — деланно удивился я. — Побеседовать, значит?
— А чему вы удивляетесь?
— Я думаю, беседа ваша будет сразу в суде. А после — обвинение, приговор, каторга… Ах да, перепутал формулировки — обязательные работы…
— Зря вы так, — даже как-то обиженно скривился военсудполовец. — Нам не нужно губить человека, тем более такого, в прошлом уважаемого, как ваш отец. Нам нужны извинения…
— Перед кем это?
— Перед обществом, — не моргнув глазом, сообщил он. — Выступит на ТВ, наплетёт что-нибудь вроде — «хотел привлечь внимание, эпатаж, возврат былой журналистской славы» и так далее. Естественно, придётся понести некое наказание, — снова развёл руками собеседник. — Но, в случае сотрудничества, судить его будут не как экстремиста, а просто, как клеветника. Может даже штрафом отделается. А может месяцок поработает на обязательных. От этого никто ещё не умирал…
— Да, конечно! — перебил его я. — Не умирал никто?! Не несите эту хрень!
— Ну, всё зависит от вида работ. Если речь о ядерных отходах — то, конечно, да, для здоровья не очень полезно…
— Не очень? — усмехнулся я.
— Ну, а если, — невозмутимо продолжил законник, — например обычные земляные работы, или расчистка сорняка, ползущего в город, то тут лишь труд и ничего более.
— Складно всё у вас…
— Складно, — согласился он. — Так, вы не знаете, где может быть ваш отец?
— Нет, не знаю.
— А, что означает фраза, на оставленной им записке?
— Хрен его… Я понимаю не больше вашего.
— Ну, что же, — поднялся с кресла мой оппонент, — не буду более вас задерживать.
— Я, что — свободен? — искренне удивился я.
— Ну, вы же не сделали ничего дурного, по большому счёту? Значит — свободны. Только, учтите — если встретите отца, перескажите ему наш разговор. Он человек умный, думаю, сделает правильный выбор. А вы, если придёт запрос, посетите нас без промедления — это в ваших же интересах.
Я кивнул, вопросительно посмотрел в сторону выхода из кабинета и получив одобрительный жест, отпущенный даже не головой, а лишь глазами судполовца, устремился на свободу. Пока я шёл по участку меня никто не задержал. Более того — на меня даже внимания особого не обращали, да и я не стремился его к себе привлекать. Дороги спрашивать не пришлось, поскольку здание и его планировка были интуитивно понятны.
Потому, уже через пару минут я был на улице и дышал грязным, но, всё же, свободным воздухом. Как звали, и в какой должности был мой визави — я так и не поинтересовался. Негодование, вперемешку с испугом, выдули эти вполне закономерные вопросы из похмельной головы, в которой всё же тлела мысль о том, что эти данные никогда больше не понадобятся.
Насчёт опоздания на работу не стоило волноваться. Ведь, даже если дело выплывет на дисциплинарную комиссию, легко смогу сказать правду — был в участке и это подтвердится. Но всё же я спешил. Не потому, что считал своим долгом появиться на службе как можно быстрее. Просто казалось жизненно необходимым поделиться пережитым с тем, кому я хоть чуть-чуть небезразличен.
С момента моего высвобождения прошло сорок минут и вот я распахиваю дверь кабинета своего начальника, но его, увы, на месте нет. Наверное, вышел в уборную. Без стеснения взгромождаюсь в начальническое кресло и начинаю шарить по ящикам стола. Я знаю, что именно там хранится то, что помогает притормозить скачущие во весь опор мысли, сделать себя, на время, чуточку тупее… В самом нижнем ящике находится контрабандный коньяк. Здесь же одна из двух дежурных рюмок. Она наполняется доверху и алкоголь спешно стремится в желудок, когда дверь распахивается и на пороге появляется Сергей.