— Лиза, — коротко отвечает она, не сводя глаз с Лёши.
— А вы, я так полагаю, Игорь, инспектор из УИЦ? — перевёл Виктор Семёныч, кажущийся безразличным, взгляд уже на меня.
— Так точно, — отрапортовал я.
— Ну, что же, можете сами убедиться — сын Елизаветы, действительно, помещён в образовательное спецучреждение. Так что, полагаю, она имеет право, на определённые льготы. Ну, конечно, на ваше усмотрение, — сразу поправил он себя.
— Извините, — подняла на него глаза Лиза, едва сдерживая слёзы, — а вы так и будете здесь стоять?
— Сожалею, но моё присутствие обязательно, — с показным сочувствием разводит руками Виктор Семёныч. — Вообще-то, когда проходят плановые встречи, мы оставляем наших воспитанников с родителями и просто ждём за дверью. Но, у вас особый случай. Это первое свидание. Внеплановое, хочу заметить! Так, что, по инструкции, я должен быть рядом.
— Как ты, сынок? — едва дослушав отчеканенную речь, наконец, обращается к сыну.
— Нормально, — отозвался парень, после секундной паузы и с оглядкой на педагога.
— Ты хочешь домой?
— Я… — он замялся, потом потянулся к матери и прошептал в самое ухо, — я хочу этого больше всего на свете…
Слёзы из глаз сына и его матери одновременно расчерчивать щеки солёными струйками.
— Так! — строго гаркнул педагог. — Не шептаться! Это против правил!
— Да пошёл ты, со своими правилами! — не выдерживаю я внутреннего эмоционального давления, которое уже достаточно промяло ту заглушку из цинизма и навязанных норм, что со временем ввинчивают в каждое из живых сердец.
— Простите? — искренне удивился мужчина и непонимающе посмотрел на меня.
— «Простите», — кривлюсь, словно полудурок. — Иди на хер, говорю!
— А вы точно…
— Сочно, — перебиваю я его, очередной детской кривлякой и въезжаю в ухо, со всего размаху, Серёгиным подарком, купленным на нелегальном рынке. Виктор Семёныч почти беззвучно каркает, отшатывается и валится на пол.
— Это что — пистолет? — опешил Лёша.
— «Это что — пистолет?» — продолжаю кривляться, видимо, из-за натянутых до предела нервов. — Ну, чего стоите? — уже гаркнул я на мамашу с сыном. — Ходу!
Я понял, что во мне несколько секунд назад что-то перещёлкнуло. Совсем тихонько, еле слышно. Какой-то микроскопический тумблер в моём сознании, который меняет ход всех мыслей и всю постулативность суждений. С этим щелчком родился новый человек — человек, ненавидящий современное общество так же сильно, как и себе подобных — позволивших создать худшее рабство из тех, которое только может быть. Рабство, в котором рабы не понимают, что они рабы…
— Смотрите, — сказал фараон жрецам, — внизу длинные шеренги закованных в цепи невольников несут по одному камню. Их охраняет множество солдат. Чем больше рабов, тем лучше для государства — так мы всегда считали. Но, чем больше рабов, тем более приходится опасаться их бунта. Мы усиливаем охрану. Мы вынуждены хорошо кормить своих рабов, иначе они не смогут выполнять тяжёлую физическую работу. Но они всё равно ленивы и склонны к бунтарству… Смотрите, как медленно они двигаются, а обленившаяся стража не погоняет их плетьми и не бьёт даже здоровых и сильных рабов. Но они будут двигаться гораздо быстрее. Им не будет нужна стража! Стражники тоже превратятся в рабов. Свершить подобное можно так, — фараон сделал небольшую паузу, чтобы максимально привлечь внимание жрецов, которыми и так поглощалось каждое его слово.
— Пусть сегодня, перед закатом, глашатаи разнесут указ фараона, в котором будет сказано: «С рассветом нового дня, всем рабам даруется полная свобода. За каждый камень, доставленный в город, свободный человек будет получать одну монету. Монеты можно обменять на еду, одежду, жилище, дворец в городе и даже сам город! Отныне вы — свободные люди».
Утром следующего дня жрецы и фараон вновь поднялись на площадку искусственной горы. Картина, представшая их взорам, поражала воображение. Тысячи людей, бывших рабов, наперегонки тащили те же камни, что и раньше. Обливаясь потом, многие несли по два камня. Другие, у которых было по одному, бежали, поднимая пыль. Некоторые охранники тоже тащили камни. Люди, посчитавшие себя свободными — ведь с них сняли кандалы, — стремились получить как можно больше вожделенных монет, чтобы построить свою счастливую жизнь…