От создания общероссийской газеты он сразу отказался, — это и деньги неподъёмные и время — годы уйдут, ведь на содействие властей рассчитывать не приходится….Противодействие, — это да. О телевидении — и говорить нечего! Самая мощная партия в стране, партия Зюганова, эту задачу не смогла решить! Значит, надежда только на уже существующую местную печать. Благо, её много и представляется вполне реальным в любом городе найти газеты, приемлемые по направленности. Подправить же эту направленность, помочь с тиражом, с распространением — это задача "для денег" посильная. Сколько денег? Опять же, считать нужно. И знающему человеку…..Такой, пожалуй, есть. Лев Гурыч подумал о журналисте…Алексине, с которым он и познакомился, и почти сдружился во время работы по раскрытию заговора против бывшего президента. Он, вероятно, мог бы стать главным редактором партийной печати. Своеобразная, однако, должность, если принять, что партийная печать мыслится столь дисперсной. Но иначе нельзя и при всей многотрудности этой задачи, решать её придётся. И решить! Без этого — всё становится болтовнёй, благими намерениями.
Или Богуцкий? Тоже известный журналист. Быть может, сначала с ним поговорить? Парень, вроде бы, попроще Алексина?
Если принять для первой прикидки, что партийные группы придётся создать не менее чем в 45–50 областях, если положить на первичную работу на местах 3–4 месяца, то потребуется 10–15 умных и надёжных друзей…..Если полагать, что на организационные дела можно потратить год.
Реально? Пока трудно сказать. Но более года у него нет. Иначе в следующую избирательную "четырёхлетку" не попасть. А для второй попытки времени уже НЕТ.
Мыслительная работа — тяжёлая работа.
Иванов уставал, иной раз неожиданно для самого себя засыпал. Спал недолго и, проснувшись, почти не отдохнув, включался в обдумывание прямо с того места, на котором организм брал тайм-аут. Как будто бы записи вел, и лежали они, эти записи, у него перед глазами.
Врач заметил, что пациент о чём-то напряжённо размышляет. Пытался выспросить, о чём? Объяснял Иванову, что для скорейшего восстановления ему необходим отдых, спокойствие…. Лев Гурыч не возражал, но остановить свой мысленный марафон не мог. Да и не хотел. Поняв однажды, что находится в цейтноте, он стремился продумать всё, что мог. Намечал необходимые встречи, продумывал содержание и построение разговоров. Сам удивлялся, что всё это накапливалось в памяти и, даже, чуть-чуть гордился своими способностями. Тем не менее, необходимость записей становилась всё насущнее. И серьёзный разговор с Петром тоже казался уже неотложным.
Генерала Беркутова Иванов считал главным, даже единственным подходящим кандидатом на роль начальника организационного штаба.
Сам Иванов никогда не стремился быть руководителем, всегда охотно пользовался умением руководить генерала, не раз по-дружески говорил ему о том, что руководить — его штатная обязанность. И в новом намерении считал очевидным, полезным, короче — естественным руководящую роль Беркутова. Становилось даже неприличным, что главное действующее лицо не знало о крутых планах своего лучшего друга.
Пора, пора говорить с Петром Николаевичем.
Так совпало, что в день, когда Лев решил поговорить с Петром Николаевичем и через Славку передал ему просьбу о встрече, генерал принял окончательное решение подать рапорт об отставке.
Не столько участившиеся тяжёлые разговоры с курирующим замом и даже с самим министром, сколько сложившееся понимание несовпадения взглядов с руководством по многим серьёзным проблемам, отсутствие реальной помощи в работе, да и не слишком деликатные вопросы кадровика о здоровье, побудили Беркутова принять давно назревавшее решение. Первым, кому он собрался сказать об этом, был Иванов.
— Так что, Лёвушка, вернёшься ты из госпиталя к другому начальнику. А, коль и ты соберёшься расстаться с нашим учреждением, будем вместе отдыхать, на рыбалку ездить…
— Спасибо, Пётр. Только у меня другие планы сложились. Кстати, и на тебя расчёты есть. Поделиться?
— Будь добр, Лёва, расскажи.